X. Общественная жизнь

§ 138. Коллективные работы (толока). § 139. Собрания молодежи для совместной работы и увеселений (посиделки, досвітки); взаимоотношения полов. § 140—143. Увеселения: § 140. Хороводы, танцы. § 141. Музыкальные инструменты. § 142. Кулачные бои, качели, катанье на санях, игры с яйцами, ряженые (маскарады), игры мужчин. § 143. Общественные угощения. § 144. Братские свечи. § 145. Литература.

§ 138. Не вызывает сомнений, что коллективные работы существовали у восточных славян еще в древности. Правда, имеющиеся точные данные относятся к таким коллективным работам, которые тем или иным образом были связаны с религией. У русских уже в летописях XIV в. упоминаются так называемые обыденные храмы, т.е. церкви, построенные во время эпидемии за один день. Для этого нужно было в течение одного дня доставить из леса необходимое количество бревен, возвести церковь, сделать крышу, поставить внутренние перегородки и изготовить мебель, собрать иконы и церковную утварь, освятить церковь и отслужить в ней первый молебен. Разумеется, все это было по силам лишь большому коллективу.

При обстоятельствах, подобных этим, когда в старину русские ставили за один день церковь, в наше время белорусы ткут полотенца (§ 30). Они делают их за такой же срок и, разумеется, сообща. Опахивание деревни во время эпизоотии (§ 29), подъем тяжелых колоколов на колокольню и т. п. — такие работы как раньше, так и в наши дни могут выполняться только коллективом.

Теперь найти в деревне рабочую силу бывает нелегко, поскольку никто не хочет наниматься на работу, и в случае необходимости выполнить какую-либо спешную или особенно трудную задачу малочисленные семьи берутся за это сообща (рус. помочь, толока; белорус. талака; укр. толока). При натуральном хозяйстве это могло бы принять еще более отчетливые формы, однако тогда существовали большие семьи и многочисленные роды (при совместном проживании членов одного рода).

В наши дни такие неоплачиваемые коллективные работы всей общины в помощь одному из ее членов сохранились лишь кое-где у белорусов. Если у какого-либо белорусского крестьянина сгорит жилище и он останется без крова, ему па помощь приходит вся

община. Помогают не только работой, но и доставкой строительных материалов, особенно соломы и камня. Если в какой-нибудь семье кормилец долго и тяжело болеет и потому не может вовремя убрать сено или зерно, семья обращается за помощью к общине, т. е. просит ее принять участие в толоке. Обычай требует не отказывать в этих случаях нуждающимся в помощи, хотя за такую работу не последует ни платы, ни угощения, а только благодарность со стороны тех, кому помогли, и сознание, что, оказавшись в беде, каждый может в свою очередь рассчитывать на такую же поддержку. Молодежь склонна превращать такие коллективные работы в состязание, а взрослые девушки стараются завоевать при этом репутацию умелых работниц, из которых могут выйти хорошие жены и хозяйки.

Можно полагать, что именно из таких коллективных работ в благотворительных целях возникла нынешняя форма толоки, при которой платой за труд является богатое угощение. Такие толоки разрешается устраивать в воскресные и праздничные дни, свободные от обычных работ; наиболее вероятно, что этот порядок мог возникнуть тогда, когда основой толоки являлись работы с благотворительной целью.

Современная толока носит следы влияния капиталистического хозяйства. "Ее устраивают только люди зажиточные, пользующиеся влиянием в обществе. Обычно на толоке людей прельщает обильное угощение, которого у бедняков не бывает. К этому прибавляется и стремление оказать услугу влиятельному человеку. Нередко толока обходится хозяину дороже, нежели найм рабочих, но срочность работы и отсутствие рабочей силы вынуждают его прибегнуть к толоке.

Следует отметить и еще один, третий вид толоки, наиболее распространенный. Русские обычно называют его отработка. Здесь работающих привлекает не только угощение, но также и взаимные обязательства, связанные с такими услугами: все участники толоки обязаны проделать ряд совместных работ.

В жизни деревни обычно нет резкого разграничения между вторым, капиталистическим, и последним видом толоки. В первом случае также предполагается взаимный характер услуги, хотя здесь это менее обязательно, чем в последнем. В обоих случаях работа, в которой участвуют ради более или менее богатого угощения с вином, завершается праздничным пирогом и танцами, а зачастую весело идет и сама работа.

С помощью толоки выполняются в первую очередь следующие работы: вывоз навоза на ноля, доставка леса для постройки дома, а иногда и само строительство, кладка печи в доме, косьба и жатва, реже молотьба или выкапывание колодца. Но в особенности это относится к женским работам, таким, как прядение (рус. супрядки) или трепание льна и конопли (севрус. копотиха), рубка капусты для засолки и квашения на зиму (рус. капустки),

реже — чесание шерсти (§ 75). Украинская оранка или супряга, когда несколько хозяев пашут вместе, потому что ни у одного из них нет необходимого для тяжелого плуга количества волов, отличается от обычной толоки отсутствием угощения и малым числом участников.

Каждый участник приходит на толоку со своим инструментом, с топором, серпом, косой и т. д., а в случае нужды также с лошадью и телегой. На толоку приглашают; если явится неприглашенный, хозяин вправе как пустить его, так и прогнать. Всем участникам толоки (рус. помочане) перед работой обычно подается завтрак. Если работа в поле, туда едут с песнями и с колокольчиками под дугой. Иногда обедают в поле, и обед всегда обилен, с вином и пивом. С работы участники возвращаются домой, чтобы переодеться, затем идут на ужин в дом устроителя толоки. Здесь всегда приготовлено богатое угощение с вином и пивом. Непьющие приносят с собой посуду, в которую сливают предложенное им вино (отлевыши, отливушки). Чаще однако это делают по-иному: женщина, которая вина не пьет, приводит к ужину своего мужа или родственника, который становится у нее за спиной и поэтому носит звание захребетник. Женщина, взяв вино, пробует его (пригубить) и передает стоящему позади нее родственнику. После ужина устраиваются танцы и различные увеселения. Обычай требует, чтобы мужчина на женской толоке приглашал женщин на танец не по своему выбору, а всех по очереди. Иногда участников толоки приглашают на следующее утро на своего рода завтрак после попойки (опохмеляться).

На осеннюю рубку капусты (капустки) приглашают только молодых девушек. Однако, едва заслышав стук сечек, появляются и парни, нередко с гармошкой. После ужина девушки заводят песни, затем начинаются игры с парнями и танцы. В связи с этими капустками в севернорусских диалектах появилось слово капуст- ничек — «внебрачный ребенок, зачатый его матерью во время такой капустки».

Общие женские работы, во время которых прядут лен, коноплю или шерсть (попрядухи, супрядки), не всегда организованы так же, как обычные толоки, — на дому устроителя и за его счет. Нередко участницы супрядок получают определенное количество волокна, прядут его у себя дома и лишь затем, принеся спряденные нитки, собираются для ужина и забав. Некоторые даже не берут волокно, а прядут моток ниток из собственного льна и, принеся его, получают право участвовать во всех развлечениях.

§ 139. На коллективные работы женщин очень похожи но форме зимние сходки деревенской молодежи, которые устраиваются для совместного прядения, реже шитья, и известны под различными названиями: посиделки, поседки, сиделки, посиденки, беседки, супрядки, вечерки, скопки, игрища (рус.); вечорниці, досвітки, грища (укр.); вячоркі, зборні (белорус.). По существу, однако,

это нечто совершенно иное — не коллективная работа для одного человека, а совместная работа, чаще всего в нанятом помещении, многих людей, каждый из которых работает для себя самого.

Посиделки молодежи у украинцев и белорусов отличаются от русских лишь тем, что у первых обычай разрешает так называемые подночёвывания, т.е. совместные ночевки девушек и парней после вечерних сходок. Русские обычая подночёвывания не знают, и есть даже такие места, где парней на собрания девушек вообще не пускают.

У украинцев девушки сначала работают на посиделках одни, прядут или шьют. Затем появляются парни. Тогда девушки откладывают работу и начинают песни и пляски, которые длятся до глубокой ночи. Затем в дом вносят солому, покрывают ее тканью, гасят огонь, и все попарно ложатся спать (С. Вельский о Житомирском уезде в «Трудах Общества исследователей Волыни», III, 1910, с. 7). В Полтавской губ. девушка, оказавшись рядом с парнем, который ей не нравится, прячется от него на печи; это называется спече, дає гарбуза. Печка служит для девушки убежищем и в том случае, если из-за нее ссорятся два парня; она остается там до конца ссоры (Милорадович, с. 60). В Харьковской губ. на всю ночь остаются лишь те парни, которых об этом просит девушка — не лично, а через подругу. Если же остается парень, не получивший приглашения, ему на спину нашивают пестрые лоскутки или насыпают в шапку сажу и толченый мел и т. д. (Иванов В., с. 103, 213 — см. § VI). Утром все расходятся по домам; парни делают это раньше, еще до рассвета, а девушки — с наступлением утра; нередко девушки, встав и позавтракав тем, что они принесли из дому, продолжают свою работу и лишь потом идут домой.

У белорусов на таких посиделках (вячорках) не существует разницы между богатым и бедным парнем, красивым и безобразным. Все одинаково равны. Самый бедный и самый некрасивый может подсесть к красивой и богатой девушке, шутить с нею и пр., независимо от того, симпатизирует ли она ему или нет. На вя- чорках подсаживаются к девушкам и шутят с ними не только парни, с которыми они «любятся», но и любые другие. Девушка не должна оскорблять парня ударом, грубым словом и пр., она не может также не допустить парня подсесть к ней, в то время как в любой другой момент даже самые невинные шутки с девушками парням не разрешаются и могут вызвать неудовольствие, брань и побои. Большую роль играет обычно и разница в благосостоянии отцов (Довнар-Занольский, с. 290). После окончания работы девушки с насмешками выгоняют парней из дому, но те постепенно снова возвращаются и ложатся каждый к своей девушке.

Если девушка ночует не на вячорке, а дома, это вовсе не исключает совместного спанья. Парень провожает ее; она заходит в дом, где все уже снят, ложится около двери и, убедившись, что все уснули, впускает парня, который уходит до наступления рассвета. Бывает даже так, что к девушке, чтобы переночевать с ней, входят таким образом два или три парня, по очереди или даже все сразу. Разумеется, родители знают об этом, однако не препятствуют дочери, а лишь стараются уберечь ее от последствий. Любая мать была бы очень огорчена, если бы ее дочь отказалась посещать вячорки или если бы парень не захотел с ней переночевать. Напротив, ей льстит, если парни обращают на девушку внимание. Правда, во многих местах такое подночевывание уже вышло из обихода, и родственники осуждают этот обычай (Довнар-Запольский, с. 290— 291).

Летом и осенью белорусская молодежь собирается на ночки, т.е. для совместных ночевок, на сеновалах (Шейн. Материалы, III, с. 190); этот же обычай встречается и у украинцев (П. Иванов).

Исследователи видят в этом обычае совместных ночевок пережиток древнего гетеризма и отзвуки пробных браков. Древний украинский и белорусский обычай требует, чтобы при этом сохранялось целомудрие. Пара, нарушившая это требование, немедленно изгоняется из общества. В таких случаях парни снимают в доме девушки ворота с петель, вешают в воротах люльку, мажут дом сажей и т. д. (ОР РГО, I, 375; Чубинский, VII, с. 451 и др.). Однако за последние десятилетия нравы молодежи меняются, описанный обычай исчезает и отходит в область преданий. Отношения совместно ночующих пар совершенно свободны, и никакие обязательства ни на кого не налагаются: пары встречаются и расходятся исключительно по личному влечению. Предосудительной считается только связь с парнем из чужой деревни; местные парни всячески стараются помешать появлению чужаков; нередко таких чужаков избивают, в лучшем случае требуют повышенной платы за право участия в сборищах.

У русских совместные ночевки молодежи встречаются лишь в очень немногих местах, в виде исключения (ОР РГО, III, 1030) и держатся в строгом секрете. Однако и на русских посиделках нравы достаточно свободные: поцелуи и сиденье на коленях — явления самые обычные. «Обнятие девицы парнем на беседе в глазах населения ничего предосудительного не имеет, но обнятие девицею парня — считается верхом безнравственности» (ЖС. 1892, № 3, с. 112). У каждой девушки есть свой друг (дружень)•, раньше отношения между ними были более целомудренными, но за последние десятилетия стали значительно свободнее. Однако дружба девушки с парнем из чужой деревни всегда преследуется (Якушкин П. И. Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний. СПб., 1860, с. 35). В Рязанской губ. летом пары шли ночью или днем (так называемая улица), нередко тайком, в кусты, в конопляники или за ригу (Семенова-Тянь-Шанская О. П. Жизнь «Ивана», с. 38 — см. § 137). В Торопце был обычай дивить: девушка проводила ночь в разговорах со своим милым, зимой на воротах (у ворот своего дома), а летом — на лесах (в рощах за пределами города) (Семевский М. И. Торопец. Уездный город Псковской губернии. 1016—1864 гг. СПб., 1864, с. 46).

При всем этом в прежние времена девушки, потерявшие невинность, подвергались особым наказаниям, как, например, на свадьбе (см. § 127): парни ночью тайно мазали ворота родителей таких девушек дегтем, отрезали им косы и т. д. (Бондаренко В. Очерки Кирсановского уезда Тамбовской губернии. — ЭО. 1890, № 4, с. 3). За последние десятилетия нравы стали свободнее, и парни подвергают таким наказаниям лишь девушек, у которых много любовников (Семенова-Тянь-Шанская, с. 48), а также тех, у кого любовник из чужой деревни.

Особое своеобразие русских посиделок составляет в числе прочего то, что парень в знак своей симпатии к девушке ставит ей на прялку зажженную свечу. Вообще же отопление и освещение избы, где происходят посиделки, так же как плату за наем помещения, принимают на себя все участники посиделок. В редких случаях молодежь собирается в доме той или иной девушки, по очереди. Снимают помещение обычно на всю зиму и нередко расплачиваются за него трудом всех участников, например уборкой урожая летом, прядением, продуктами и т. д.

В посиделках обычно принимают участие девушки начиная с 10—15 лет и до замужества. Подночевывания практикуются девушками с 16—17 лет, парнями с 18 — 19. У украинцев только члены парубоцьких громад (возрастных объединений молодежи) имеют право участвовать в посиделках; при вступлении в эти объединения парни и девушки платят взнос (девушка лишь половину) и, кроме того, парни покупают водку. Громада выбирает атамана, который должен следить за порядком и приличиями, улаживает ссоры и имеет право требовать с нарушителей расплаты за проступок на месте. У русских и белорусов таких объединений молодежи нет.

Сходы молодежи продолжаются всю зиму, с начала сентября или октября до масленицы. Летом подобные сходы происходят на улицах (так называемая улица). Они отличаются тем, что на них иногда вовсе не работают, а лишь веселятся — играют, пляшут, устраивают угощение. Так же организованы и праздничные сходы, особенно на Рождество; последние часто имеют особое название: игрище (рус.), грище (укр.) (от слова «игра»). На посиделки парни обычно приносят орехи и разные лакомства, которыми они угощают своих возлюбленных; на праздники они приносят еще и водку, а девушки готовят разную еду. Общепринятого ритуального блюда не существует, однако южнорусские Калужской губ. к своим сходам 9 мая пекут в качестве обрядового печенья так называемые клубцы — печенье в форме переплетенных друг с другом колец (ОР РГО, II, 585).

К сходам 30 ноября, дню апостола Андрея, украинцы пекут ритуальное печенье калита — трубочки с маком, медом и вишнями. Его подвешивают посреди дома к потолочной балке. Все появляются верхом на кочерге, и каждый с серьезным видом откусывает кусок этого печенья; тому, кто при этом засмеется, мажут лицо сажей (ОР РГО, II, 617). Впрочем, это печенье связано скорее с праздником, а не со сходом. Напротив, печенье в форме колец у русских довольно прочно связано со сходами молодежи. У севернорусских Олонецкой губ. его называют витушки; оно имеет здесь форму плоской восьмерки или спирали (Куликовский). В заключение рождественских сходов появляются ряженые и устраивают гаданье.

В описанных обычаях, связанных со сходами молодежи, нетрудно проследить ряд пережитков экзогамного брака, когда девушки считались совершенно свободными и ни один мужчина не мог предъявлять на какую-либо девушку особые притязания, поскольку все члены рода имели на нее общие и равные права. Такие же пережитки имеются и в одном варианте русского свадебного обряда, о котором мы до сих пор не говорили. К просватанной невесте приходят перед свадьбой все молодые мужчины, и каждый целует ее, а девушки в это время поют особую песню (ОР РГО, I, 259; III, 1008 и др.); иногда мужчины сажают при этом невесту к себе на колени (Ефименко, I, с. 87).

Свобода нравов в известной мере допускалась лишь для девушек. Напротив, от замужней женщины требовалось соблюдение строжайшей верности мужу, и измена со стороны женщины считалась преступлением против закона. Например, в Самарской губ. любовников, застигнутых на месте преступления, заставляли обменяться одеждой, т.е. женщина надевала мужское платье, а мужчина — женское, и в этом наряде их водили по улицам города (ОР РГО, III, 1191).

Еще и по сей день встречаются примеры такого наказания за нарушение женщиной супружеской верности. В харьковской газете «Коммунист» (от 29 января 1925 г. № 22/1510; ср. 94/1582 от 28 апреля) сообщалось из украинской деревни Рус- со-Крикловцы Крыжопольского уезда Подолии о наказании неверной жены: совершенно раздетую, ее публично высекли крапивой.

В старой Москве девушки и женщины из состоятельных семей жили взаперти, как в мусульманском гареме, скрытые от мужского взора (ср.: Полное собрание русских летописей, XIX, с. 178). Когда в русских городах девушкам запрещают ходить в церковь — это отголоски такого порядка. Есть относящиеся к середине XIX в. сообщения о таких запретах в Твери, Колязине, Мценске, Епифани, Темникове, Самаре, Купянске и других городах.

В деревнях такого обычая никогда не существовало, однако встречаются там девушки, которые либо сами дают обет не принимать участия в каких бы то ни было развлечениях и собраниях молодежи, либо такой обет дают за них их родители. Это — так называемые келейницы, чернички, монашки, старки. Они дают обет целомудрия, носят темную одежду, часто живут в обособленных маленьких домах (келья, келейка), нередко поют в церковном хоре или вышивают, учат детей грамоте, читают псалтырь над покойниками и т. д. Однако нередко бывает и так, что под маской внешнего благочестия и добродетели они предаются разврату (ОР РГО, II, 792).

§ 140. Одно из увеселений, известных всем восточным славянам, — хоровод (укр. коло; рус. корогод, каравод, караван, городок, круг, гулянье, танки, лумки; белорус. карагод), отличающийся соединением разного рода танцев с мимическим искусством, драмой, стихами и музыкой. Основная фигура хоровода — круг, движение по кругу, откуда и название коло, круг; однако сюда же включается множество различных действий и драматических сцен, изображающих разные моменты повседневной жизни. Отдельные фигуры хоровода, сопровождаемые хоровым пением, имеют особые названия, нередко вытесняющие общее наименование хоровод. Так, например, у белорусов широко распространено название подушечка, под которым, однако, следует понимать лишь один вид хороводной игры. В качестве действующих лиц отдельных актов хоровода фигурируют заяц, олень, козел, лебедь, ворон, воробей, голубь, парень и девушка, царевич, монах, сонливый, скоморох, сирота и т. д. При этом изображают различные работы: обработку льна, посадку капусты, пивоварение, ловлю птиц, вышивание ковра и др. Далее — сцены из семейной жизни, например свадьба, как муж покупает жене подарки. В песне «А мы просо сеяли», известной всем восточным славянам, так же как и чехам и хорватам, представлен спор между двумя группами крестьян из-за поля, заканчивающийся уплатой выкупа.

Кульминацией хоровода является сцена, в которой участвуют все названные действующие лица. Этой сцене предшествует набор или завод, т.е. приглашение к участию в игре девушек и парней, что также сопровождается особой песней. Сначала двое молодых людей (заводилы) ходят, держась за руки, затем каждый из них выбирает себе девушку. Взявшись за руки, они вчетвером образуют круг и начинают ходить по движению солнца (что характерно и для украинцев). При этом они поют короткие песенки, а в перерывах между ними приглашают всех присутствующих статі, в круг. Постепенно к ним присоединяются другие пары. Когда круг составился, все начинают петь припевки, заканчивающиеся требованием целоваться, например:

Катилося колесо,
Мы гуляем хорошо;
Катилася жемчужина.
Целоваться дюжина.

После каждой подобной песни пары целуются. Иногда такие песни, сопровождающиеся поцелуями, поют не в начале, а в конце хоровода, иногда же и в начале и в конце.

Когда поется драматическая (игровая) песня, все исполнители ролей выходят в середину круга и своими движениями и действиями передают содержание этой песни.

Иногда хоровод принимает другие формы, например креста, восьмерки, жгута (веревки из трех прядей), ворот, через которые должны пройти все участники хоровода, и т. д. Драматические представления в хороводе чередуются с танцами — в одиночку или парами. Танец, известный всем восточным славянам (русская, казак, казачок, укр. гопак), имеет огромное количество названий, связанных с песнями, под которые его исполняют, а отчасти и с характером танца. Существуют, например, такие названия: трепак, барыня, камаринский, в три ножки, картошку копать (рус.); галубец, бычок, лявоніха, мяцеліца, круцёлка (белорус.); козачок, тропак, чумак, гандзя, горлиця, в три ноги, рибка, бички, журавель, чабарашка, шевчик и др. (укр.). Этот танец состоит из довольно однообразных па, однако он предоставляет большие возможности для индивидуального творчества. Так, в украинском гопаке В. Верховинец насчитывает 40—42 па. Танец мужчин состоит главным образом из прыжков, сопровождаемых движениями рук и головы и приседаниями. Танец женщин сводится к ритмичному бегу по комнате, с притоптыванием каблуками, различными телодвижениями и движениями рук и головы. Одна древняя, ныне уже забытая фигура украинского гопака (чабарашка или чебе- рячка) состояла в том, что танцующий должен был, заложив руки за спину, ртом поднять с пола серебряную чарку с водкой — водку выпить, а чарку особым движением головы бросить за спину.

Выполняя быстрые, а часто и сложные песни, танцор обычно при этом пел короткие рифмованные плясовые песни, нередко непристойного содержания, так называемые припевки (укр. коломийки), из которых впоследствии развилась самая распространенная теперь разновидность русской народной песни — частушка.

Очень своеобразный вид севернорусского танца назывался бить шемелу и состоял в том, что мужчина садился на пол, а затем, опершись руками, быстро кувыркался, попеременно ударяясь при этом об пол верхней и нижней частью спины.

За последние десятилетия в деревнях распространились западноевропейские танцы: кадриль, вальс, полька, лансье и т. д. В русском танце восьмерка, который наблюдали в Сибири уже в середине XIX в., можно узнать кадриль, получившую новое русское название либо от 8 пар танцующих, либо от 8 фигур танца.

Следует отметить еще один обычай, широко распространенный у русских как при сходах молодежи, так и на свадьбах; это пение особых песен, адресованных некоторым из присутствующих, собственно, какой-либо паре, парню и девушке (на свадьбе — молодым). Это называется припевать, а сами песни — припевки. Обычно в такой припевке, обращенной к тем, чьи имена в ней названы, содержится пожелание любить друг друга, иногда высказывается намек на их взаимную склонность, иногда — пожелание выяснить свои отношения. Девушки поют такие песни, величая нового гостя. За такое приветствие благодарят не только словесно, но иногда деньгами или сластями. К таким величаниям очень близки рождественские, так называемые колядные песни.

§ 141. Танцы, так же как и хороводы, часто сопровождают пением плясовых песен. Русские Сибири иногда употребляли при этом увешанную колокольчиками и бубенчиками палку, чтобы отбивать такт. Наконец, для этой цели берут обычный роговой гребень, оборачивают его зубцы бумагой и дуют в них. Украинцы, если нет музыки получше, танцуют иногда под рубель да качалку, которыми ударяют по корзине. Существует немало и других вещей, которые используют взамен музыкальных инструментов.

Древнейшими из музыкальных инструментов, под игру на которых танцевали и на которых вообще играли, являются духовые; некоторые из них теперь служат детскими игрушками. Это так называемые свистуны или свистульки — маленькие инструменты из глины в форме птицы или лошадиной головы. Они одинаковы не только у восточных, но и у всех других славян и очень похожи на археологические находки, относящиеся к древности.

Свистульки из дерева, камыша, липовой и ивовой коры, гусиных перьев и т. п. служат не только детскими игрушками, но и музыкальными инструментами при танцах и пении веснянки; ими пользуются также пастухи, когда пасут скот (ср. § 25). Называют их по-разному: дудка, свирель, жалейка, пищик (рус.); пысві- рэлка, жалейка, дудка, пішчык (белорус.); сопілка, свистілка (укр.).

По своему устройству они мало отличаются друг от друга. На рис. 193 изображен южнорусский музыкальный инструмент из Курской губ., сделанный из двух камышовых трубок (пищики). Одна из трубок снабжена 5 клапанами, вторая — двумя. На верхнем конце каждой трубки имеется пластинка и продольный разрез. При игре верхний конец трубки с пластинкой берут в рот и кладут на язык таким образом, что вся пластинка целиком оказывается во рту. Трубки держат двумя пальцами правой руки, указательным и средним, и нажимают ими на отверстия. Двумя другими пальцами, мизинцем и безымянным, держат снизу коровий рог, в широкую часть которого для усиления звука вставляют нижние концы трубок. При длине камышовых трубок 23 см диаметр отверстий равен 5 мм, а длина пластинки 27 мм. Расстояние между клапанами равно в этом случае 20—22 мм, а расстояние между нижним отверстием и нижним концом трубки — 27 мм. Под пластинкой протянута шерстяная нитка, чтобы пластинка не прилегала плотно и не мешала ходу воздуха.

Иногда полый рог молодой коровы насаживают на нижний конец деревянной дудки; при этом берут не две трубки, а одну.

В некоторых случаях рог заменяют берестой, скрученной в форме трубы. Так делают в отличие от длинных труб пастухов (§ 25) и севернорусский пастуший рожок.

В камышовых дудках оба конца открыты; в деревянных иногда плотно закрыты оба, но чаще — только верхний конец, в котором оставляют маленькое отверстие, чтобы вдувать в трубу (полый цилиндр) воздух. Вместо продолговатой пластинки на них делают полукруглое отверстие, причем не на верхней стенке трубы (цилиндра), как на рис. 193, а на нижней. В рот его не берут. На такой трубе 6 клапанов, но бывает и 4—5. Обычно длина деревянной дудки 35 см, однако встречаются и дудки длиной 70 см. Материалом для них служит древесина калины, орешника, ясеня и т. д.

Сердцевину куска дерева либо выжигают железным стержнем, либо высверливают. Иногда деревянные дудки тоже соединяют попарно.

Соединение большого количества дудок дает особый музыкальный инструмент (южрус. кувички, севрус. зорьки, укр. свиріль).

Кувички представляют собой соединение 5 камышовых дудок различной длины. С одного конца они идут уступами; у более длинных звук выше. На верхнем конце каждой из них отверстие, в которое вдувают воздух. Для игры все 5 дудок подносят ко рту, дуют в них и голосом подражают звучанию инструмента: «кувикуви» (отсюда и название).

Зорьки делают из гусиных перьев длиною 9 см; до 20 таких перьев одинаковой длины располагаются рядом друг с другом и обшивают кожей, отделяя их друг от друга швами. При игре дуют в отверстия, прикладывая их к губам. Возникают пищащие звуки, под которые танцуют (например, в Чердынском уезде Пермской губ.).

Украинско-гуцульская свиріль отличается от описанных южнорусских кувичек лишь тем, что у свиріли не 5, а 17 камышовых дудок различной длины. Их нижние концы вставлены в дугообразную деревянную раму. Кроме этого инструмента у гуцулов есть еще двусторонняя свирель — камышовые дудки различной длины, связанные посредине. Оба конца каждой дудки открыты, но в середину вставлены деревянные колышки, от которых зависит высота звука. У В. Щухевича (Гуцулыцина. Ч. III, с. 76- 77, рис. 17 и 18. — МУРЕ, т. V. Львів, 1902) помещены изображения обоих видов свирелей.

Сложной и получившей дальнейшее развитие деревянной дудкой является русская волынка (белорус. дуда; укр. дудка, дуда, коза) — исчезающий инструмент, который еще недавно был известен всем восточным славянам. Русская волынка отличается от белорусской и украинской тем, что ее мех сделан не из кожи, а из бычьего пузыря. По числу отверстий в мехе различают три вида белорусских волынок — с 1, 3 и с 4 — 7 отверстиями. У русских и украинских волынок только 3 отверстия. Простейший вид волынки с одним лишь отверстием бытовал в Ржевском уезде Тверской губ. (Этнографический сборник РГО, I, 1853, с. 270; здесь дано также изображение). В круглый кожаный мех вставлена маленькая трубка с пластинкой, по виду точно такой же, как на рис. 193. Верхний конец этой трубки открыт, клапанов 3—4. Мех сам издает звуки, даже когда в трубку не дуют; надо только надавить на мех, и тогда находящийся в нем воздух поступает в трубку и возникает звук.

В обычной волынке с 3 отверстиями в одно из отверстий вставляется трубка 13—18 см длины (белорус. сопель, соска; укр. сисак), через которую мех наполняется воздухом. В другое отверстие вставлена трубка длиной в 27—36 см с отверстием внизу и с 5—6 клапанами, на которые поочередно нажимают пальцами. В гуцульской дудке — две параллельные друг другу трубки, одна из которых заканчивается коровьим рогом. В белорусских и русских дудках этого рога, но имеющимся сведениям, нет, однако дудки финских и тюркских соседей русских (например, бесермян Вятской губ.) снабжены им. Трубки белорусов и русских обычно имеют на свободном изогнутом конце широкое отверстие.

В третье отверстие меха вставляется еще одна трубка (укр. и белорус. гук, бас, белорус. рагавня), дающая особенно низкий звук. Украинский гук весьма сложен; он состоит из двух трубок, причем верхняя длиннее нижней. Высота звука зависит от того, насколько верхняя трубка выступает над нижней. У белорусов, однако, часто бывает не один, а два гука разной длины и с разным звучанием; при длине одного из них в 80 см другой равен 55 см. Первый дает октаву самого низкого тона, возможного для труб с клапанами, второй — квинту первого.

Белорусская дудка, в которой не 2, а 3—6 гуков, называется муцьянка, моццянка; она западного происхождения и пришла из Польши. Рожки молдавских пастухов с 7 трубами называют там мультанками (Golebiowski L. Gгу i zabawy roznich stanow. War- sawa 1831, c. 221); собственно, слово «мультанка» и значит «молдавский», из Мультап, как называют поляки Молдавию.

Украинцы делают мехи волынки из шкур козленка, белорусы — из телячей или барсучьей шкуры. Мехи эти продолговаты, и по форме вся волынка напоминает большого гуся: длинную шею гуся заменяет труба с загнутым концом, на который при игре нажимают пальцами, хвост — длинная и толстая труба роговня, которая во время игры либо висит между коленями музыканта, либо лежит на них.

Прежде не белорусской волынке играли на свадьбах, по теперь ее вытеснили скрипка и гармошка. Танцевали раньше тоже под резкие звуки волынки. Музыканты с волынкой входили и в группы певцов пасхальных волочебных песен — волочeбников. Иногда белорусы играют на дудке без меха, причем одновременно с ней берут в рот дудку с клапанами (жалейка) и гук. Изображение дудки с тремя отверстиями есть у В. Шухевича (Гуцулыцина, Ч. III, с. 73-75, рис. 14 — 16. — МУРЕ, т. V. Львів, 1902).

Из струнных инструментов для русских характерна балалайка, для украинцев — бандура и скрипка. Балалайку делают из соснового дерева с резонатором треугольной формы, в котором имеется 6 миндалевидных или круглых отверстий, расположенных в виде звезды вокруг общего центра. Из трех жильных струн балалайки две настроены в унисон, а третья — на квинту. При игре левой рукой нажимают на струны, в правой щиплют их, одновременно ударяя по ним. В особо эффектных местах опытный балалаечник дробно бьет четырьмя пальцами но деке своего инструмента.

За последние десятилетия балалайка широко распространилась у восточных славян повсеместно, хотя и в прежние времена она была известная не только русским. Во всяком случае, в 1848 г. двуструнная балалайка была зафиксирована в Кобелякском уезде Полтавской губ. По ее струнам ударяли не пальцами, а ногтями (ОР РГО, III, 1110).

Балалайка заимствована с востока и происходит от тюркской домры. Киргизская домра отличается от русской балалайки лишь тем, что нижняя грань ее треугольной деки значительно короче, чем у балалайки, и что у нее только две струны, которые настроены на квинту.

Скрипка, широко распространенная у белорусов и украинцев, отличается от обычной лишь тем, что иногда у нее две струны (Булгаковский. Пинчуки, с. 4 — 5). Похожий на скрипку старинный русский гудок с 4 струнами, выпуклым дном резонатора и изогнутым смычком уже почти совсем исчез: играя па нем, его ставили па колено или просто держали отвесно.

Украинская бандура или кобза — инструмент, у которого нижняя дека (укр. спідняк) круглой, овальной или грушевидной формы, а в центре верхней деки (верхняк) имеется круглое отверстие (голосник). Бывают бандуры с 25 — 30 струнами, однако обычно из 12, из которых 6 (реже 3—5) больших (так называемое бунти) натянуты на гриф, иногда полый, а другие, малые струны (так называемые приструнки) в количестве от 6 до 30; кренятся на колках, идущих по краю верхней деки (брямка). Исполнитель сидит и держит инструмент наклонно или вертикально на колене или же меж колен. В левой руке у него гриф, и он нажимает ею на большие струны или щиплет малые. Пальцами правой руки он перебирает струны, как большие, так и малые, причем на указательный палец надевается наперсток — широкое мателлическое кольцо с вставленным в него кусочком дерева (косточка). Этой косточкой музыкант и прихватывает струны, чтобы получить более сильный и резкий звук. Малые струны бандуры расположены в соответствии с древнегреческим гиполидийским ладом.

На рис. 194 изображен известный украинский бандурист, или кобзарь, Остап Вересай, умерший в 1875 г. (по гравюре И. Матюшина в газете «Всемирная иллюстрация», 1875, № 324).

Из двух названий описанного украинского инструмента одно, бандура, — западного происхождения (итальянское pandura), другое же, кобза, пришло с востока (тюрское слово «кобыз», «ко- буз»), однако и в том и в другом случае можно проследить польское посредничество. У севернорусского населения восточных губерний встречаются азиатские круглые кобзы с 4—5 струнами (ОР РГО, ІII, 998).

Цимбалы (рис. 195) встречаются только у украинцев и белорусов: на коробку, имеющую форму параллелограмма, натянуты металлические струны, по которым ударяют двумя деревянными палочками (укр. пальцятки). Цимбалы напоминают исчезнувшие ныне восточнославянские гусли, которые были большего размера и металлические струны которых перебирали пальцами.

Лира, инструмент со струнами и клавишами (укр. реля, риль, риля; белорус. ліра), — музыкальный инструмент украинских и белорусских нищих. Это — средневековый органиструм, от которого берут начало немецкая гармоника и крестьянская шарманка. Поляк Маскевич, побывавший в Москве в 1610—1611 гг., уже встречал такой инструмент, называвшийся «лира», в боярских домах.

Резонатор современной лиры имеет две плоских деки и похож на резонатор скрипки или контрабаса, но вместо грифа к лире прикреплен маленький ящик, на стенках которого имеется три колка для трех струн. Для лиры берут кишечные или жильные струны, которые настраивают по-разному: либо обе крайних на квинту, а среднюю на октаву к более тонкой из крайних струн, либо среднюю на октаву к первой основной струне, а третью — на скрипичную квинту. Все струны вибрируют одновременно благодаря вращающемуся валику. Над средней струной укреплен продолговатый ящик; на одном его конце, ближнем к валику, имеется круглая прорезь, в которой свободно движется средняя струна; вибрации на другом конце препятствует ящик. На украинской лире 9— 11 деревянных клавиш, на белорусской — 4—7. Когда нажимают на среднюю струну, ее звук меняется (староионический лад). Исполнитель держит лиру наклонно с помощью перекинутого через плечо ремня; правой рукой он вертит валик, а левой нажимает на клавиши. Клавиши свободно движутся в прорезях ящика и сами падают вниз, когда на них перестают нажимать (рис. 196).

У лиры сильный и резкий звук; чтобы смягчить его, струны в тех местах, где они соприкасаются с валиком, оборачивают мягкой шерстью. На лире невозможно ни крещендо, ни диминуэндо; можно лишь ускорить или замедлить темп или играть стаккато. Меланхолическое, монотонное и грустное звучание лиры как нельзя лучше соответствует репертуару нищих певцов — духовным песням.

К ударным инструментам относится бубен, который теперь встречается редко, а раньше был известен всем восточным славянам. На обруч из тонкой сосновой древесины натягивают тонкую кожу и вешают бубенчики. Старинные украинские литавры представляли собой большие медные котлы в форме полушарий, на которые натягивалась кожа; для игры требовалась пара таких литавр.

И все-таки вот уже в течение полувека самым распространенным и популярным инструментом восточнославянских деревень является гармошка (у русских — также тальянка).

Под именем гармоники в России начала XIX в. был известен западноевропейский инструмент клавишного типа, со стеклянными клавишами, на которые нажимали пальцами или ударяли по ним палочками. В середине XIX в. рабочие из Германии, приглашенные на тульские фабрики, принесли с собой тогдашний аккордеон, названный так потому, что исполняемая на нем мелодия благодаря особому устройству сопровождалась двумя аккордами — в тонике и в доминанте. Этот инструмент быстро распространился в России под уже известным названием гармоника. Больше всего способствовали быстрому распространению этого модного инструмента солдаты. Свой вклад внесла и отечественная промышленность. Из Тулы производство гармоники было перенесено в целый ряд других мест, например в Череповец, Ростов, Ярославскую губ., Вятку и т. д.

Гармоника представляет собой растягивающийся ящик с мехами, концы которого музыкант держит в руках, так что он может их сжимать и растягивать. Пальцами он при этом перебирает клапаны (клавиши). Звуки возникают благодаря притоку и выходу воздуха через отверстия, прикрытые тонкими металлическими пластинками (пищик). Величина этих отверстий различная — от 3/8 до 1 7/8 дюйма в длину и от 1/16 до 1/8 дюйма в ширину. Ширина металлической пластинки немного больше, чем ширина прикрытого ею отверстия. У пищика каждой пластины свое особое звучание. В самой простой гармонике меньше 20 пищиков: на одном конце 14, а на другом два баса, в каждом из которых 1 — 6 клапанов. В более сложной гармонике 60 пищиков и даже больше: три ряда клапанов по 14 в каждом ряду и два баса с 2— 6 клапанами каждый.

§ 142. Из прочих развлечений восточных славян необходимо назвать кулачные бои. Они распространены повсеместно и не связаны с каким-либо определенным временем года, но, как правило, происходят зимой, между Рождеством и масленицей. В Орловской губ. ожесточенные кулачные бои между двумя соседними селами Пальна и Аргамач происходят на Троицу (см. также §149). В Мологе уже с осени начинают сражаться друг с другом мальчики двух разных концов города. В соответствии с предварительной договоренностью они вооружаются палками, затевают ссору и стараются обойти друг друга с двух сторон. Драка на кулаках и палками продолжается до тех пор, пока одна из сторон не обратится в бегство. В старом Черкасске в кулачных боях участвовали «не только все молодые чиновники, но даже многие генералы» (И. Краснов в «Военном сборнике», 1858, № 2, с. 482). В станице Кавказская на Кубани на Рождество и в другие праздничные дни девушки устраивали на улицах общий хоровод, а парни — кулачные бои, причем все население станицы делилось на две враждебные партии. «,,Бой“ идет во все время пения хоровода; как только прекращаются песни в нем, парни один по одному убываются с той и другой стороны к хороводу, и бой слабеет» (ЭО. XXXI, 1896, № 4, с. 51). У украинцев Харьковской губ. бои начинаются за три недели до масленицы; кульминации они достигают перед Великим постом (Иванов В., с. 798 — см. § VI).

Мы считаем кулачные бои отголоском древней тризны, которая принимала форму состязаний у могилы умершего («дратися по мертвецы»). Еще сохранилась некоторая связь кулачных боев с днями поминовения умерших, как, например, с масленицей или Троицей. Некоторые исследователи видят в кулачных боях отголоски военных игр готов при византийском дворе. Там, где кулачные бои были запрещены властями, вместо них, а нередко и одновременно с ними устраивали гусиные, петушиные и собачьи бои (Курск, Горбатов, Москва и др.).

В кулачных боях принимают участие одни лишь мужчины. Женщины если и присутствуют, то только в роли зрительниц. Напротив, качели являются почти исключительно женским развлечением. Они связаны с весной: на качелях качаются от Пасхи до Вознесения или до 23 апреля, а также в Петров день, 29 июня. Белорусы кое-где уже с 9 марта разрешают детям качаться на качелях.

Различают простые (рис. 197) и круглые качели. Для сооружения простых качелей к концам доски длиною в 1,5—2 м привязывают крепкие веревки, иногда свитые из молодых березок. Длина веревок 2 — 3 м. Верхние концы веревок прикрепляются к поперечному бревну, укрепленному высоко над землей на особом сооружении из столбов. Таким образом, доска висит горизонтально примерно на метровой высоте. Два человека становятся по краям висящей на веревках доски и раскачивают ее, держась руками за веревки и упираясь ногами в доску. Остальные садятся на доску между обоими стоящими и спускают ноги. Размах раскачивающейся доски иногда очень велик, и доска взлетает высоко над землей. По белорусскому поверью те, кто качается летом на качелях, не страдают от укусов комаров.

На круглых качелях качающиеся описывают полный круг вокруг высокого поперечного бревна. На двух высоких врытых в землю столбах лежит вал, сквозь концы которого пропущены два шеста. На этих шестах укреплены четыре висящих доски. На каждую из этих досок (белорус. зыбка) садится по два человека. Парни, стоящие у качелей, ухватив за концы, поднимают и опускают их.

Под качелями всегда устраивались различные забавы. В давние времена здесь бывали кулачные бои и состязания, однако боролись не большие группы, а лишь отдельные лица (Щукин).

Одновременно с качанием на качелях девушки прыгали на досках. Доска кладется поперек толстого бревна таким образом, что концы ее, выступающие по сторонам бревна, уравновешены. Кто-либо из участников садится на середину доски. На концы доски становятся две девушки и начинают поочередно подпрыгивать, благодаря чему поднимается то один, то другой конец. Когда засеяно ноле и засажен огород, прыгать на досках не разрешается, считается, что земле тяжело, она беременна и тревожить ее нельзя (ОР РГО, I, 256; Щукин).

В качании на качелях и скакании на досках Е. Аничков усматривает обряд очищения весенним воздухом. Мы склонны видеть в этом магический обряд, связанный с земледельческим культом: высота взлета на качелях и прыжков на доске должна послужить символом мощного роста растений и вызвать этот рост. В то же время в этом следует видеть попытку человека заставить воздух служить его целям — магический символ господства человека над царством воздуха.

Катанье с высоких гор на санках, аналогичное качанию на качелях, сохранило еще в народной памяти связь с земледельческой магией, особенно с ростом густого и высокого льна и конопли: русские женщины на масленицу (ОР РГО, I, 338) и в первый понедельник Великого поста специально для этого (как говорится, «на лен и коноплю») катаются с высоких ледяных гор на санках (Ефименко, I, с. 168); в Рузском уезде Московской губ. катаются на донце прялки (ОР РГО, II, 712).

Катанье с ледяных гор (деревянный каркас такой ледяной горы изображен на рис. 198) длится в течение всей зимы, однако, как считают в пароде, наиболее подходящее для этого время — масляная неделя. У севернорусских существует особый вид катания с гор: у косогора или оврага ставят наклонно два параллельных друг другу гладких шеста и, держась за руки, съезжают по ним вниз (рис. 199).

Обычай взбираться на Пасху на высокие колокольни, существующий наряду с качанием на качелях, мы тоже склонны относить к обрядам, связанным с воздухом, причем в этом случае воздух покорен, подчинен человеку.

Несомненна связь земледельческой магии и катания яиц — игры, приуроченной к весне, главным образом ко времени между Пасхой и 23 апреля. Это магическое оплодотворение земли и символ созревания семян, которые подобны яйцам. Яйца катают па земле, но наклонной плоскости. Выигрывает тот, чье яйцо прокатится дальше; те чужие яйца, которые катящееся яйцо при этом заденет, переходят к игроку, бросившему это яйцо. Южнорусские употребляют при этой игре сшитые из сукна шарики, которые бросают в яйца с расстояния в 20 шагов (ОР РГО, II, 792).

К увеселениям во время свадьбы и на Рождество относится также ряжение, таинственный древний смысл которого теперь забыт. Широко распространено обыкновение надевать одежду другого пола, рядиться медведем, козлом, журавлем, бараном, волком и мазать сажей лицо себе и другим (ср. § 130). Сажа на лице или закрывающий лицо платок заменяет маску (харя), надевать которую вообще избегают, считая ее «личиной дьявола». Надеть ее считается большим грехом. Для очищения от такого греха нужно искупаться в проруби после водосвятия в Крещенье. Севернорусские называют ряженых хухольники, святошники, шули- коны, халявы. С точки зрения восточнославянской обрядности легче всего считать ряжение средством обмануть нечистую силу, сделав себя неузнаваемым.

Ряженая лошадь фигурирует у всех восточных славян в разное время — в весеннем обряде «проводов русалки», на Рождество, масленицу и во время свадьбы (Зеленин. Очерки русской мифологии, с. 245 и сл.). Есть основания считать, что эта игра заимствована на Западе вместе с русалиями.

Из мужских игр распространены повсеместно городки (другие названия — рюхи, чушки, свинки; укр. крагли) — игра, похожая на кегли, но в городках ставят на землю различные фигуры из коротких деревянных чурок и разбивают их, бросая в них деревянные палки длиной приблизительно 80 см. Эта игра изображает взятие укрепленного «города» во время войн; она обогатила русский язык метафорическим выражением «подложить свинью», т. е. тайно причинить кому-либо вред, и некоторыми другими оборотами, свидетельствующими о древности игры. Из древних игр в кости (азартная игра) сохранилась только игра в бабки (козны, лодыги, шляки), преимущественно детская; кости расставляются рядами, и в них кидают либо такой же костью, либо железной пластинкой; в Сибири в них пускают стрелы.

Игра в свайку постепенно исчезает, но еще недавно она была на селе одной из любимых игр даже у взрослых мужчин: берут большой гвоздь с толстым тупым концом и бросают его на землю так, чтобы он попал своим острием в одно из лежащих на земле маленьких железных колец. Поговорка «именье идет не в кольцо, а в свайку» означает наследование по мужской, а не по женской линии.

Очень разнообразны игры с мячами и шарами. Одна из игр в мяч, лапта, носит такое же название у сербохорватов, словенцев и словаков. Русские называют лаптой не только саму игру, но также лопатообразную биту, которой бьют по мячу, а кое-где даже мяч, который сплетают из полосок бересты (Вологодская губ.).

Летом запускают на веревке бумажные четырехугольные змеи, змейки, летушки, московки с хлопушками из бумаги.

Из азартных игр наиболее широко распространена орлянка: подбрасывают вверх медную монету и спорят, на какую сторону она упадет (орёл или решка). Гораздо реже встречаются азартные карточные игры. О местах, где они приняты, сообщает Г. Потанин (Этнографические заметки на пути от г. Никольска до г. Тотьмы. — ЖС. 1899, № 1, с. 41).

§ 143. Коллективные общественные угощения почти всегда связаны с обрядом, с культом. Они называются ссыпчина, ссыпка, братчина, мольба (укр. складка). Украинские девушки устраивают такие складчины пять раз в год — на Козьму и Демьяна (1 но ября), за день до начала рождественского поста, на второй день Рождества и дважды на масленицу (Дикарев, с. 159). Каждая девушка приносит всякие припасы — яйца, масло, крупу, муку и т. д. Из всего этого они готовят угощение — для парней и для себя. В Пошехонье (Ярославская губ.) 1 ноября устраиваются три разных братчины — для детей, для девушек и для людей пожилых; последняя братчина отличается наличием вина (Архангельский А. Село Давшино Ярославской губернии Пошехонского уезда. — Этнографический сборник РГО. Вып. 2. СПб., 1854, с. 53).

Русские девушки устраивают складчины кроме 1 ноября еще и накануне Троицы; из собранных продуктов варят пиво, угощают вареными яйцами и круглыми плоскими лепешками молодежь, перед тем как начать украшать обрядовую березку (в семик, см. § 149; ср. ОР РГО, II, 778); у русских в складчине на Троицу вместе с девушками участвуют иногда и женщины, причем они также варит пиво (ОР РГО, II, 792).

Во всех случаях, когда сходы молодежи сопровождаются угощением, оно устраивается в складчину (ОР РГО, II, 532).

У русских очень распространены коллективные трапезы но праздникам. Эти трапезы устраивают по обету отдельных лиц или целой общины. Они носят названия мольба, братчина или по имени святого, в день которого они устраиваются: Миколыцина, Спасов- щина и т. д. В этих праздниках и застольях сохранилась память о древних языческих жертвоприношеннях.

В наши дни праздники по обету связаны со скотоводством; по-видимому, раньше они были связаны с охотой. Личные обеты дают обычно в случае болезни того или иного домашнего животного, общие обеты — при эпизоотии или другом несчастье, постигшем всю деревню. Обет всегда дается с определенным условием: «Если это кончится благополучно и для того, чтобы это кончилось благополучно, я обещаю следующее». Всегда обещают в память того или иного святого принести в жертву какое-либо домашнее животное, когда оно вырастет или после его выздоровления. Обещанное животное называют обречённая, завичённая или по имени святого, например, бык — Миколец, т.е. бык, посвященный св. Николаю. О таком животном пословица говорит: «обречённая скотина не животина», т.е. от такого животного нельзя ожидать приплода. Мясо этого животного съедают во время общественного угощения в день памяти святого, которому животное обещано; часть мяса оставляют при этом для духовенства и для церкви.

Для прокорма скотины до убоя, так же как для варки пива и на прочие нужды при братчинах, владелец скотины организует среди хозяев своей, а иногда и соседних деревень сбор добровольных приношений. Нередко бывает так, что стоимость собранного превышает издержки. Само празднество часто происходит вблизи деревенской часовни, а иногда и во дворе владельца жертвенного животного. В этих случаях туда приносят из церкви иконы и совершают богослужение с водосвятием, после чего все садятся за общий стол.

Мясо жертвенного животного варят крупными кусками в больших котлах, однако его не опускают на дно котла, а прикрепляют ивовыми прутьями к верхнему его краю. Когда священник благословит трапезу, все бросаются к котлам, чтобы взять мясо; при этом торопятся захватить те кости, которые приносят удачу на охоте и при рыбной ловле, а если закопать их в хлеву, вызывают плодородие скота.

Хлеб, как правило, приносят с собой. После еды пьют пиво, сваренное из собранного участниками зерна. После общей еды бывают отдельные, частные трапезы: на земле расстилают скатерти и пируют. Устраивают Хоровод или с песнями идут по деревне и заходят при этом во все дома, чтобы попить пива. На такие празднества жители данной деревни приходят без приглашения, а жители соседних деревень — по специальному приглашению.

Если в жертву приносится несколько животных, бросают жребий, чтобы определить, какое из них пойдет на общий стол. У животного, на которого пал жребий, отрезают кусочек правого

уха и относят в часовню. Остальных животных, так же как и шкуру жертвенного, продают в пользу церкви. Правую заднюю ногу жертвенного животного отдают священнослужителям, а голову и сваренный из мяса суп — нищим.

В Олонецкой и Вологодской губ. такое жертвоприношение совершают главным образом 20 июля, в Ильин день. Здесь широко бытует легенда о том, что в давние времена в этот день всегда прибегал олень, чтобы его принесли в жертву великому пророку. Но однажды оленя почему-то не было, и крестьяне, не дождавшись его, забили быка. В конце концов олень прибежал, но, увидев, что в нем уже не нуждаются, убежал обратно в лес. С тех пор, говорится в легенде, олени больше не появлялись. По другой легенде, оленя однажды не было, зато на следующий год пришло два. Крестьяне убили обоих, и с тех пор олени уже не приходили. Их заменили домашними животными. Если животного для жертвоприношения нет, его покупают и при этом непременно выбирают хорошее (ОР РГО, I, 247).

В Олонецкой губ. совершают коллективное жертвоприношение также 8 сентября, на Рождество Богородицы — приносят в жертву овцу. В Костромской губ. такую жертву приносят обычно в Нико- лин день (6 декабря), а на севере Вятской губ. —25 декабря (Спасовщина). В этих губерниях в Ильин день по обету приносят в церковь лишь бараньи лопатки с мясом и пиво; коллективную трапезу не устраивают, однако ходят по домам, чтобы попить пива. Пьют также то пиво, которое различные хозяева приносят в церковь и там сливают в общий сосуд (мирщинка).

Мольбы отличаются от описанной братчины лишь тем, что в этом случае нет жертвенного животного. Для угощения берется только пиво, которое варят из продуктов, собранных среди жителей деревни. Мольба устраивается в разные праздники, в соответствии с обетом (уложением) общины. Иногда ее устраивают по нескольку раз, например четырежды в год. Продукты для варки пива крестьяне собирают либо по очереди (рядовая мольба), либо для этого каждый раз специально кого-нибудь выбирают. Особенно принята мольба в Ярославской и Вятской губ.; в последней сбор продуктов для варки нива считается богоугодным делом.

Если олень является жертвенным животным охотника, а бык и баран — скотовода, то пиво — это жертвоприношение земледельца. Это пережиток древнего жертвоприношения, совершавшегося всей общиной. Однако обрядовое употребление в пищу свинины на 1 января (см. § 26) — это пережиток семейной жертвы.

В Вятской губ. распространена еще одна разновидность братчины, нигде больше не известная. В жертву приносят курицу, и притом непременно такую, которая уже трижды высиживала цыплят. Согласно местному поверью, таких заслуженных кур могут есть только пожилые женщины, особенно вдовы. Ритуальная трапеза устраивается по обету, причем сбор продуктов организует женщина, давшая обет, или же приглашенные женщины сами приносят кур и всю снедь в день праздника. На такой трапезе присутствуют только женщины. Если же иногда допускают к участию в трапезе мужчину, то повязывают ему на женский манер голову или завязывают глаза. Во время еды ножи не употребляют, всю пищу ломают руками. Все кости обрядовой курицы следует сохранить полностью; эти кости вместе с другими остатками курицы собирают и затем закапывают в каком-либо чистом и уединенном месте или, сложив в мешок или в горшок, бросают в воду. Горшок несут к месту захоронения на голове — чтобы голова не болела. Иногда при этом идут не обычной походкой, а по-куриному вприпрыжку, чтобы не болели ноги.

Есть основания полагать, что в старину вятские женщины давали обет устраивать особые праздники в честь кур, высидевших целых три выводка цыплят; измененный в соответствии с этим обетом обрядовый остаток древнего жертвоприношения сохранился до наших дней.

У севернорусских существует кое-где обычай печь в Ильин день, 20 июля, гигантский хлеб, весом в 28—64 кг, из продуктов, собранных по всем дворам, а также делать огромный кусок творога. Чтобы испечь такой хлеб, разбирают устье печи, иначе он в печь не войдет. После богослужения все присутствующие съедают этот хлеб и творог. Хлеб разрезают на маленькие кусочки и раздают их всем, начиная с нищих (ОР РГО, 251, о Кадниковском уезде Вологодской губ.). Подобный обычай имеется у финнов.

§ 144. У украинцев и белорусов в старину существовали так называемые братства — организации полуцерковного характера, известные с XV в. Они возникали при церквах, и одной из главных их задач была забота о поддержании в церкви порядка. Иногда их называли медовые братства, так как они обычно готовили к церковным праздникам медовое питье.

Можно предполагать, что эти церковные братства использовали в числе прочего и братчины, существовавшие во все времена, иногда принимая их полностью, а иногда изменяя. Между прочим, братства оказали большое влияние на старый обычай делать восковые свечи всей общины. У нас нет оснований считать, что этот обычай был заведен церковными братствами, поскольку у мордвы существует аналогичный, причем в такой древней форме, что исследователи считают его языческим. Бесермяне Вятской губ. знают этот обычай, только вместо восковой свечи здесь фигурирует жезл. Мы склонны думать, что и мордва и бесермяне заимствовали этот обряд у русских, так как больше ни от кого они его перенять не могли. Возможность спонтанного возникновения этого обряда у трех различных народов исключена; нельзя также предполагать, что три народа заимствовали обряд четвертого независимо друг от друга. Остается только думать, что мордва заимствовала его у русских или русские у мордвы. И в том и в другом случае приходится признать, что обряд существовал раньше не только у белорусов, но и у русских Пензенской, Вятской и соседних губерний, поскольку заимствовать его могли лишь здесь, а никак не в Белоруссии, где нет ни мордвы, ни бесермян. Если же предположить, что обычай всей общиной лить восковые свечи из собранного материала был в старину широко распространен также и у русских, то все сложности отпадают. В настоящее время он сохранился только у белорусов и у их соседей — южнорусского населения Жиздринского уезда Калужской губ. (ОР РГО, II, 574).

Братская, или мирская, свеча хранится поочередно у всех крестьян данной деревни: год у одного, следующий у другого. Ее вес достигает 60 кг, нижний конец значительно толще верхнего. Наверху обычно имеется два выступа, похожих на руки. На свечу надето нечто вроде рубахи. В день того святого, которому она посвящена, ее проносят по деревне, и в этот же день она поступает на хранение на следующий год к новому хозяину. Эту свечу всегда глубоко почитают (ОР РГО, 1339) 1. Обычно ее ставят в сосуд с зерном. Дому, в котором она находится, она приносит благосостояние. Ее вносят также в новый дом, когда переезжают в него. Гораздо реже отливает такую свечу по обету один крестьянин. Но и в этих случаях гости, приглашенные в дом в день святого-покровителя, приносят с собою воск, чтобы увеличить эту свечу.

При передаче братской свечи в новый дом все приносят 0,5 кг или меньше воска, растапливают его и налепляют на свечу. Если свечу пронесли уже по всей деревне и она пробыла по году в каждом доме, ее жертвуют в церковь и вместо нее отливают новую.

У мордвы-мокши Пензенской губ. каждая братчина в 10—40 дворов имеет отдельную свечу. Эту свечу также хранят по году все члены группы поочередно. Весит она приблизительно 0,5 кг. Раз в год ее на несколько минут зажигают, прилепив к сосуду с пивом, стоящему посреди дома; при этом произносят молитву: «Кормилец воск, вот настал твой праздник; все мы собрались к тебе с хлебом-солью; дай нам здоровье и хорошую жизнь. Пусть уродится [у нас] хлеб и множится скот. Дома наши сохрани от огня и всякого несчастья». Раньше над пламенем этой свечи жгли волосы. Молитвы сопровождаются званым обедом. Свечу перевязывают посредине полотенцем с вышитыми концами (ср.: Евсеев М. — ЖС. XXIII, 1914, вып. 1—2, с. 5—10).

Белорусский обряд, связанный с братской свечой, полностью совпадает с обрядом севернорусских, сопровождающим принесение в жертву животного или зерна для коллективной трапезы. Во всех случаях жертвуют плоды успешной работы. Раньше охотники приносили в жертву оленей, о чем теперь рассказывается в сказках. Оленя заменил бык скотовода. Земледелец жертвовал зерно, из которого пекли хлеб и варили пиво для братчины. На юге дольше сохранились жертвоприношения пчеловодов — мед и воск, тем более что они приняли чисто христианскую форму свечей. Свечи, которые хранятся в течение года в хлеву белорусов, аналогичны лошадиной голове, которую держат на изгороди у дома (§ 34) как напоминание божеству о принесенной жертве. Обращенная к воску молитва мордвы («кормилец воск»), замена свечи жезлом у бесермян — все это может свидетельствовать о том, что финноязычные народы поздно заимствовали чужой обычай, хотя, конечно, обычай благодарственного жертвоприношения сам по себе присущ всему человечеству.

§ 145. Литература. Об обыденных храмах и полотенцах см. исследование Д. Зеленина (ЖС. XX, 1911, вып. 1, с. 1—20). О толоках у белорусов см.: Сержпутовский А. Очерки Белоруссии, IV. Талака. — ЖС. XVI, 1907, вып. 4, с. 210—214; о русских помочах — Пузырев Н. Помочи у крестьян Томской губернии. — ЭО. XIII—XIV, 1892, № 2—3, смесь, с. 234—237; Кторский (о. Дилак- торский). Несколько слов о помочах в Вологодской губернии. — ЭО. XXI, 1894, № 2. с. 174—175; Куликовский Г. И. Олонецкие помочи. — Олонецкий сборник. Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Вып. III. Петрозаводск, 1894, с. 394 — 396.

О собраниях молодежи см.: Сумцов Н. Ф. Досветки и посиделки. — КС, т. XIV. Киев, 1886, март, с. 421—444; Данилов В. В. Из народной жизни в Малороссии. I. Игрища. — ЖС. XVIII, 1909, вып. 1. с. 34—37; Иванов П. В. Жизнь и поверья крестьян Купян- ского уезда Харьковской губернии. — Сборник ХИФО, т. XVII. Харьков. 1907, с. 185 — 216; Новожилов А. Деревенские «биседы» Новгородской губернии. — ЖС. XVIII, 1909, вып. 1, с. 63—69; Довнар-Запольский М. В. Заметки по белорусской этнографии. — ЖС. III, 1893, вып. 2, с. 283 — 296; Куликовский Г. И. Беседные складчины и ссыпчины Обонежья. — ЭО. I, 1889, № 1, с. 106—114. См. также работы П. Чубинского, упомянутые в § 22, В. Милорадо- вича из § 137, А. А. Фенютина из § 55, П. Ефименко из § 35.

Об отшельницах см.: Свет В.Н. О черничках. — ЭО. I, 1889, № 1, с. 92-101.

Танцам посвящено исследование: Верховинець В. М. (Костін). Теорія народного українського танка. Полтава, 1920, 4, 79 с., 19 табл. ил. (1-е изд. — Київ, вид. Колос, 1919, 4, 48 с., ил.) 1. См. также: Едемский М. Б. Вечерованье и городки (хороводы) в Кокшеньге Тотемского уезда. — ЖС. XIV, 1905, вып. 3—4, с. 459— 512; Зеленин Д. К. Из быта и поэзии крестьян Новгородской губернии. — ЖС. XIV, 1905, вып. 1—2, с. 13—22; Новожилов А. Деревенские «биседы». — ЖС. XIX, 1910, вып. 1—2, с. 132— 146; См. также названную в § 137 книгу П. Шейна, далее книгу П. Чубинского из § 22, А. Фенютина — из § 55; Кокосов А. Я. Круговые игры и песни в селе Ушаковском (Нермской губернии, Шадринского уезда). — Записки РГО по отделению этнографии, т. II. СПб., 1869, с. 401—416; Щукин Н. С. Народные увеселения в Иркутской губернии. — Там же, с. 383—398.

О припевках и частушках см.: Zelenin D. Das heutige russische Schnaderhüpfl (častuška) (ZSPh Bd I, 1925, Doppelheft 3—4, c. 343— 370), другие припевки, имеющие венчальный характер, рассматривает М. Б. Едемский в статье «Припевки в Кокшеньге Тотемского уезда» (ЖС, XVIII, 1909, вып. 1, с. 28—33).

Музыкальным инструментом восточных славян посвящен ряд работ Н. И. Привалова в «Записках отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества» (т. VII — VIII, вып. 2, 1907 — 1908 — о духовых инструментах; т. V, 1904 — о гудке; т. VII, 1907 — о лире). Из двух исследований А. Фамин- цына одно посвящено гуслям (СПб., 1890), а второе — домбре (СПб., 1891). См. также: Маслов А. А. Лирники Орловской губернии в связи с историческим очерком инструмента «малороссийской лиры». — ЭО. XLVI, 1900, № 3, с. 1 — 13; Хоткевич И. Несколько слов об украинских бандуристах и лирниках. — ЭО, LVII, 1903, № 2, с. 87-106.

О белорусских инструментах пишут: Никифоровский Н.

Очерки Витебской Белоруссии. II. Дудар и Музыка. — ЭО, XIII — XIV, 1892, № 2—3, с. 170—202; Малевич С. Белорусский нищенский «Лазарь». — ЖС. XV, 1906, вып. 2, с. 109—114.

Об играх см. работу А. Фенютина, приведенную в § 55 и работу Н. С. Щукина — в § 145; кроме того, в ЖС, I, 1890, вып. 1, отдел IV, смесь, с. 1 — 10, статьи К. М. Петрова и Т. Е. Репникова; Иванов П. Игры крестьянских детей в Купянском уезде. — Сборник ХИФО, т. II, вып. I. Харьков, 1890, с. 1—81; Покровский Е. А. Детские игры, преимущественно русские (в связи с историей, этнографией, педагогией и гигиеной). М., 1887, VI, 368 с., 105 рис. Относительно карточных игр см.: П. В. Иванов в § 145. О кулачных боях см.: Г. Фомин (§ VIII). О жертвенных животных см.: Памятная книжка Олонецкой губернии на 1876 г. Петрозаводск, 1867, с. 131 — 134; Зеленин Д. К. Троецыплятница. Вятка, 1906, 54 с.; кроме того, статья Г. Завойко в § 55.

О братских свечах: Дембовецкий А. С. Опыт описания Могилевской губернии. Кн. I. Могилев, 1882, с. 494, 630, 634; кроме того, работа П. В. Шейна из § 35 и А. Е. Богдановича из § 155.

Рис. 195, 196 сделаны па основании фотографий, хранящихся в Русском музее в Ленинграде; 197, 198 взяты из статьи Н. А. Иваницкого, названной в § 22; рис. 199 — из книги А. Макаренко, приведенной в § 64.

1 См.: Верховинець В. М. Теорія українського народного танцю. Видання четверте, виправлене і доповнене. Київ, 1968, 150с. — Ред.