VII. Личная гигиена
§ 101. Мужские прически. § 102. Девичьи прически. § 103. Прически замужних женщин. § 104. Гребни и уховертки. § 105. Женская косметика. § 106. Представление о чистоте. § 107. Мытье. Колодец. § 108. Баня. § 109. Народная медицина. § 110. Литература.
§ 101. Мужские прически восточнославянских народов чрезвычайно разнообразны. Украинцы получили за свою прическу прозвище хохлы: в прежние времена украинские казаки выбривали всю голову, оставляя лишь на макушке пучок длинных волос, так называемый оселедець (собственно, «селедка»), причем он был такой длины, что его можно было несколько раз обмотать вокруг левого уха. На рис. 159 изображен гайдамак с такой прической; это старая украинская народная картина (из собрания Я. Новицкого). В Павлоградском уезде Екатеринославской губ. в 1852 г. были «еще у многих украинцев такие чубы, которые они носили за правым ухом» (ОР РГО, I, 476; ср. I, 319).
Впоследствии прическа с оселедцем была упрощена: волосы довольно высоко со всех сторон сбривали, а оставленный на макушке хохол покрывал всю голову (ср. рис. 111). Эту украинскую мужскую прическу можно было встретить еще недавно, но и она не являлась общепринятой; так причесывались главным образом казаки восточной части Украины, к востоку от Днепра. Прическа с оселедцем была заимствована у восточных народов. В 1253 г. ее засвидетельствовал на Волге в Золотой Орде Батыя Рубрук. Генуэзец Георги в 1504 г. зафиксировал ее существование на Кавказе у черкесов.
На Западной Украине, у бойков и других галицийских украинцев, мужчины еще недавно носили такие же длинные волосы, как и женщины, причем иногда они заплетали их за ушами в две косы.
В конце XIX в., а отчасти и в XX в. в восточной части Украины преобладала прическа, которую следует рассматривать как общевосточнославянскую. Волосы подстригались кругом на одном уровне, но над серединой уха (в полуха) и над глазами стригли прямо (скобка) примерно до половины лба. Этот вид прически русские называли в кружало, в кружок, по-русски, в скобку, а украинцы — під макітру (т.е. под горшок). На голову человека, которого стригли, надевали горшок и остригали концы волос, торчащие из-под краев горшка. При этом способе стрижки волосы висят вокруг всей головы, без пробора.
Многие русские, особенно старообрядцы, делали эту прическу более сложной, выстригая или выбривая на темени кружок (венец, старорус. гуменце), соответствующий католической тонзуре.
Во второй половине XIX в. этот обычай засвидетельствован у русских Нижегородской, Архангельской, Костромской, Тверской, Курской и других губерний. Обычай этот объясняется чисто религиозными, христианскими мотивами: выстриженный на макушке венец указывает на то, что человеку, обладающему им, самим Богом предначертан «венец бессмертия»; возможно также, что это символизирует терновый венец Спасителя.
Русским, не старообрядцам, этот обычай чужд, и они иронически называют выбритых таким образом людей суховершинники (люди с такой макушкой, как дерево с сухой вершиной). В Бежецком уезде Тверской губ. выстригали себе макушку девушки, отказавшиеся от замужества.
Параллельно с исчезновением моды на кружок на темени появилась мода на пробор (пробор или ряд; см. рис. 159/2): волосы надо лбом не стригли, а расчесывали на две стороны, так что на голове виднелась белая полоска кожи. Сперва появился прямой пробор, который, продолжая линию носа, делил голову на две равные части. Впоследствии стали делать косой пробор на левой стороне головы, слева от линии носа. Эту прическу называют также по-польски, под польку. При этом сзади волосы подстригают довольно высоко, а шею и нижнюю часть затылка даже бреют. Во многих местах мода перешла от старого кружала сразу к косому пробору, минуя прямой пробор, т.е. от русской прически непосредственно к польской.
Косой пробор появился у русской молодежи лишь в середине XIX в. Старшее поколение русской деревни, которое стриглось по-русски в кружало или носило прямой пробор, вело с косым пробором ожесточенную борьбу. Говорили, что тот, кто носит косой пробор, человек неправедный, маймист (т. е. финн), «носить косой пробор — грех», однако мода сделала свое дело. Теперь прическа на косой пробор распространена среди восточных славян.
В Москве XVI —XVII вв. были в моде коротко остриженные волосы и даже бритье головы (Костомаров). Однако этот обычай у русских не сохранился. Обычай не брить бороду остался в силе; староверы считают бритье бороды великим грехом. К концу XIX в. украинский обычай брить бороду пошел на убыль; в середине XIX в. бороду носили только старики, к началу XX в. это стало принято и у молодежи. В лесных районах Украины и Белоруссии бритье бороды никогда не было общепринятым. Усов восточные славяне никогда не брили, а если галицийские лемки и бреют усы, то делают это под влиянием своих соседей словаков.
§ 102. В особо торжественных случаях восточнославянские девушки не заплетают волосы в косу, а распускают их по плечам.
Так делают во время венчания, при причастии, по случаю траура по умершему родственнику и т. д.
С распущенными волосами кладут также покойницу в гроб (ОР РГО, I, 456, 468; П, 537, 739 и др.). Севернорусские девушки причесывались так и в тех случаях, когда надевали нарядный головной убор (Ефименко, 1, 59 — см. гл. I § 22). Есть достаточно оснований полагать, что это древнейший вид девичьей прически у восточных славян. На рис. 161 изображена украинская крестьянская девушка с прической такого типа (по рис. Ригельмана, 1785 г.).
В наши дни наиболее распрос-траненная девичья прическа — волосы, заплетенные в одну косу, спадающую вдоль спины.
Русская девушка всегда заплетает только одну косу, в отличие от замужней женщины, которая носит две косы. У девушек Белоруссии и Восточной Украины — одна или две косы. На спину спускают обычно только одну косу, и это считается праздничной прической; в рабочие дни заплетают две косы и укладывают их венцом вокруг головы. В западной части Украины прическа с одной косой вообще неизвестна, там заплетают волосы только в две косы; границу следует искать к западу от Киева. Согласно Свидницкому, пограничным пунктом является Белая Церковь Васильковского уезда Киевской губ. Западнее украинские девушки в некоторых районах заплетают волосы в четыре косы и больше; эта прическа называется в дрібниці или дрібушки, т. е. мелкие косички.
Чаще всего девичью косу плетут в три пряди, причем одна прядь кладется поверх другой. Женщины же, напротив, заплетая косу, кладут одну прядь под другую (Ефименко, 1, 65). Реже плетут косы в четыре и более прядей; севернорусские называют такие косы бесчисленица. Южнорусские различают косы с нечетным числом прядей (5—15) — в дробнушку и косы с четным числом прядей (4 — 18) — лопатно.
Перед тем как заплести косу, волосы, расчесанные гребнем, смачивают квасом или соленой водой, а в конец косы вплетают ленты — косоплётки, чтобы коса не расплелась. К концу косы привязывают широкие светлые шелковые ленты, или небольшую кисть из стеклянных бус, лент, золотых и серебряных шнурков, или же маленькую треугольную подушечку в форме сердца (так называемый косник). Над ушами принято оставлять завитые пряди (височки, песики).
Покрытке, т.е. девушке, родившей ребенка, носить косу не полагается.
§ 103. На Украине и в Белоруссии существует широко распространенный обычай, запрещающий замужним женщинам и вдовам заплетать волосы в косы. Заплетать после свадьбы косы считается грехом (ОР РГО, I, 437, 444; III, 1065 и др.). Волосы просто скручивают и прячут под чепец, а нередко накручивают на обод кибалки (§ 96).
Этот обычай можно сопоставить с широко распространенным в тех же местах, на Украине и в Белоруссии, обыкновением во время свадьбы обрезать невесте косу. У гуцулов деревянным гвоздем прикрепляют к стене конец косы невесты, и жених обрубает его маленьким топориком, укрепленным на его трости вместо набалдашника. В Кобринском уезде Гродненской губ. косу невесты обрезает ее брат (ОР РГО, I, 445; ср. I, 324). Там же и в Овручском уезде на Волыни косу с четырех сторон подпаливают свечой (ОР РГО, I, 446), иногда пропуская ее при этом сквозь кольцо (Кравченко). В Виленской губ. волосы стригут с четырех сторон и обрезанные волосы сжигают. Подстригание волос у новобрачных засвидетельствовано на Украине в 1644 г. (см. книгу Петра Могилы «Lithos»). Некоторые реминисценции обрезания косы у невесты имеются и у русских.
Русские женщины обычно заплетают волосы в две косы из трех прядей, оборачивают их вокруг головы и связывают концами надо лбом. При этом делают прямой пробор, но все это тщательно закрывают чепцом; в крайнем случае могут быть видны две пряди на лбу (причесы).
§ 104. В прежние времена гребни у восточных славян были большей частью из меди, и носили их на поясе (§ 94). В наши дни преобладают роговые гребни, но встречаются и деревянные.
При изготовлении гребней из коровьего рога из него удаляют внутреннюю кость (севрус. соза) и срезают острый конец. Полученную таким образом роговую трубку размягчают на пару, разрезают вдоль, выпрямляют под прессом и высушивают в виде плоских ровных дощечек (плашка). Эти плашки разрезают на узкие куски нужных размеров и с помощью тонкой ручной пилы пропиливают в них зубья (рус. зубить гребень). Полируют гребни хвощом (Equisentum hiemale L.).
Обычно гребни имеют форму четырехугольника или трапеции, на длинной стороне которой мелкие зубья, а на короткой — крупные. Гребни в форме узкой длинной пластинки (расчёска, тупейный гребень) с мелкими и крупными зубьями по одной стороне, рядом друг с другом, появились позднее.
Из отрезанных кусков рога гребенщики изготовляли различные мелкие вещицы, в том числе маленькие уховертки для удаления из ушей серы (рус. уховёртка, укр. корпоушка). Чаще всего, однако, пользовались уховертками из медной или железной проволоки (см. рис. 162), с витой ручкой и петлей на конце, чтобы вешать уховертку на тот же шнурок (гайтан), на котором носят Гребнями не только расчесывают волосы, ими также вычесывают из волос паразитов, особенно вшей. Это делают и другим способом: одна женщина кладет голову на колени другой, сидящей женщине, которая разбирает волосы первой острием железного ножа, чтобы добраться до кожи головы и раздавить там вшей и гнид ногтями. Процесс уничтожения вшей доставляет величайшее блаженство тем, кто этому подвергается (приятное почесывание кожи головы).
§ 105. В летописце Переяславля Суздальского, написанном, очевидно, в 1214—1219 гг., сказано, что русские девушки того времени белились и румянились («Временник Московского общества истории и древностей Российских», кн. IX, 1851, с. 3—4). Очевидно, это не было общепринятым, однако в Москве XVI — XVII вв. и в различных областях России в конце XIX в. обычай краситься был широко распространен. Между прочим, у русских было принято, чтобы жених дарил невесте перед свадьбой маленькое зеркало, мыло, белила и румяна. Едва ли можно сомневаться в том, что этот обычай перекочевал в деревню из помещичьих усадеб XVIII в. Чаще всего деревенские красавицы красились (притереться), натирая щеки бодягой (Spongia fluviatilis), сухим корнем или свежими ягодами ландыша (Convallaria polygona- tum L.) или же разрезанной свеклой (Beta romania). С этой же целью употребляют водку, настоянную на красном сандале с сахаром, раствор квасцов (севрус. мазила), фуксин, красные бумажные обертки дешевых конфет и даже головки серных спичек. Белилами обычно служили покупные свинцовые белила, а кое-где порошок из стеариновой свечи. Брови чернили (наводить) сурьмой, жиром, углем. Засвидетельствованный в 1659—1666 гг. Коллинзом московский обычай чернить зубы сохранялся еще в середине XIX в. в Белозерске и Тороице (ОР РГО, II, 871; III, 1140). От загара и веснушек моются сывороткой, парным молоком и огуречным рассолом; мажутся также березовой смолой. В Сибири и на Урале широко распространен обычай жевать серку, т.е. постоянно держать во рту и жевать кусочек смолы лиственницы; считается, что благодаря этому сохраняют белизну зубы и исчезает неприятный запах изо рта.
§ 106. Чистоту восточные славяне считают признаком в основном не физическим, а моральным. Об этом свидетельствует уже сам язык: русские называют все нечистое словами поганый, которое раньше означало «языческий, загрязненный языческой кровью» (вульг. лат. paganus). Нечистыми считаются собаки, кошки, мыши и т. п. Русский никогда не станет есть из посуды, из которой лакала собака или кошка; если собака обнюхала какую-либо пищу, ее уже не едят.
«Опоганенную» таким образом еду можно снова сделать чистой, добавив к ней святой воды, т.е. воды, освященной священником во время богослужения. Если, например, мышь, кошка или еще что-либо поганое попало в колодец, нужно вычерпать из него 40 ведер воды, а «оставшуюся воду освятить», налив туда святой воды; при этом священник по возможности совершает специальное богослужение. То же самое делают, если мышь попадет в бочку с медом.
«Нечистым» считается также мыло; староверы считают грехом пользоваться при мытье мылом (ОР РГО, II, 844). Посуду никогда не моют мылом: это значило бы, что посуда опоганена. Если мылом выстирано белье, его следует выполоскать в проточной воде, иначе оно будет «нечистым». Во многих местах, особенно у староверов, «нечистым» считается любой напиток, простоявший ночь в открытом сосуде (ср. ОР РГО, III, 1039); это уже проявление веры в нечистую силу.
Среди всех восточных славян самой большой и даже болезненной чистоплотностью отличаются севернорусские — сибиряки, а за ними — русские староверы. Особенно следят за чистотой жилища: некрашеный деревянный пол моют каждую субботу, причем скоблят его ножом, трут голиком (веником без листьев) и посыпают крупным песком, пока не станет он белым как снег. Пол обычно застилают дорожками (половики) и нередко даже ходят по нему не в сапогах, а только в чулках. Несколько раз в год, перед большими праздниками внутри дома моют все стены. Особенно тщательно следят за чистотой в тех домах, где есть взрослая дочь — невеста, иначе никто не захочет на ней жениться.
Чистоплотность украинцев совсем иного рода. Здесь чистота — один из элементов красоты, путь к прекрасному. Достигается она побелкой и росписью, и, пожалуй, трудно достичь какой-либо иной чистоты при глинобитных полах, преобладающих в украинских жилищах. Мыть водой украинец вообще не любит и потому делает это сравнительно редко. Те русские, которые лишь недавно перешли от глинобитных полов к деревянным, не умеют и не любят их мыть, и в их домах чистота весьма относительна. Существовавшая у русских раньше курная изба без дымохода, необходимость держать в холодное время в избе детенышей домашних животных, а иногда и маток, наконец, множество тараканов — все это делает южнорусское жилище не особенно чистым. Исключением являются главным образом дома староверов.
В 1872 г. Гр. Потанин писал, что севернорусское население Архангельщины пользуется носовыми платками (ЖС, IX, с. 184); это, однако, явление, для деревни редкое и необычное. Русская загадка о выделениях из носа сообщает о безыскусном способе сморкаться: «Мужик на землю бросает, а барин в карман прячет».
§ 107. Обычно в каждом доме в углу у печи или у дверей висит умывальник. Это глиняный или чугунный горшок, у которого на двух противоположных сторонах по носику, а на двух других — по ушку. За ушки умывальник подвешивают на веревке. Чтобы вымыть руки или лицо, нужно надавить на один из носиков умывальника. Когда на ладони выльется достаточно воды, носик отпускают и горшок принимает нормальное положение. Под умывальником ставят деревянную лохань на ножках, в которую сливается грязная вода. Летом умывальник выносят из дома и вешают снаружи у входа в дом, так что вода стекает прямо на землю.
Рядом с умывальником всегда висит полотенце для вытирания рук (рус. рукотёр). Гр. Потанин приводит следующий анекдот из жизни севернорусской деревни: приезжий, вымыв в крестьянском доме лицо, спрашивает мальчика: «Чем у вас тут вытираются?» Мальчик отвечает: «Отец рукавом, мать подолом, а я сам высыхаю» (ЖС, IX, с. 210). Этот анекдот совершенно нетипичен для русской деревни. Русский перед каждой едой моет руки; кроме того, все умываются утром, когда встают.
Мытье считается обязательным после полового акта. Не умывшись, пусть хотя бы несколькими каплями воды, человек не должен идти на пасеку, которая считается священным местом, и не смеет присутствовать при ритуальных действиях, например при добывании огня трением (§ 41). Неумытому человеку опасно пускаться в путь на лошадях: может случиться несчастье. У севернорусского населения Владимирской губ. существует поверье, что неумытых убивает молнией (ЭО, СІІІ, с. 172).
Если поблизости от дома нет ни реки, ни озера, то, чтобы получить воду, копают колодец. У севернорусских часто в каждом дворе можно увидеть колодец, сруб которого возвышается над землей на 80 см и даже более. Достают воду из колодца обычно с помощью приспособления, которое называется журавель (см. рис. 163). В землю вкапывают высокий столб с природной или искусственной развилкой на верхнем конце. Наверху в развилке укрепляют длинную жердь — коромысло, задний конец у которого толстый и тяжелый и поэтому клонится к земле; иногда, чтобы сделать его еще тяжелее, к нему привязывают полено или камень.
К переднему концу коромысла прикрепляют длинную веревку, на нижнем конце которой привязано ведро, широкое наверху и узкое внизу (так называемая бадья). Вместо длинной веревки иногда берут тонкую палку с крюком на нижнем конце. Верхний конец этой палки привязывают короткой веревкой к коромыслу. Другие способы доставать воду из колодца — с помощью колеса или вала — встречаются реже. Высокие колодезные журавли, поднимающиеся над домами в каждой деревне, придают восточно- славянскому ландшафту особый характер.
§ 108. Как показал М. Мурко (Murko М. Die Schröpfköpfe bei den Slaven. Slav. bańa, bańka, lat. balnea. — WS. Bd. 5, Ht 1, 1913, c. 12), общеславянское слово баня происходит от вульг. лат. balnia. Легенды, вошедшие в древнерусские летописи, свидетельствуют о наличии бани у новгородцев во времена апостола Андрея и в Киеве — у княгини Ольги, когда она отомстила древлянам за смерть своего мужа.
В наши дни баня характерна для севернорусских. Южнорусские и белорусы моются не в банях, а в печах. Украинцы же вообще не особенно склонны к мытью.
Русскую баню часто ставят на берегу реки или озера, а иногда — во дворе, недалеко от колодца. Это деревянное строение из толстых бревен, длиной в 4—6 м и шириной в 4 м; высота его немного больше 2 м, пол и потолок деревянные, крышу иногда не делают. Нередко баню устраивают в земле в виде землянки. Входят в такую баню сверху, по лестнице; вероятно, отсюда и белорусское название бани лазня (от лазить). Перед входом к бане всегда пристраивают небольшое помещение, предбанник (см. рис. 164), в котором раздеваются и одеваются. В самой бане имеются лавки (1), печь (k) и высокий настил (n). В стене под потолком или в самом потолке отверстие для дыма (g), так как печи в банях всегда без дымоходов. На полу стоят бочки для холодной и горячей воды (1 — 3) и для щелока.
Печь (каменка) в углу бани обычно складывают из больших камней, нередко не цементируя их и не обмазывая глиной. В своде печи делают отверстия; на них кладут кучки более мелких камней, которые, когда печь топится, раскаляются. Камни кидают и в саму печь, в огонь, и раскаленные опускают в бочку с водой, чтобы согреть воду.
В углу рядом с печью делают высокий пастил (n; так называемый полок), длиной в рост человека, с 2—3 ступенями. На этом полке парятся березовыми вениками, которые сперва обливают водой, нагретой раскаленными камнями. Суть парной бани в том, что горячим веником бьют по телу; в сущности, это не что иное, как примитивный массаж всего тела. Для того чтобы повысить в бане температуру, на раскаленные камни льют воду, а иногда для приятного запаха — хлебный квас или ячменное пиво; в старину, перед тем как париться, обливались квасом (ср. § 85 и Забелин И. Домашний быт русских царей, ч. I, с. 275) или отваром из трав (укр. митель). Для того чтобы освежиться после жара парной, моющиеся нередко нагими выбегают из бани и, если баня стоит на берегу реки, купаются в ней и катаются зимой по снегу, а летом — в траве.
Баня существовала у русских не только для того, чтобы удовлетворять требованиям чистоплотности; ее воспринимали также как удовольствие, как наслаждение, что находит выражение в народной пословице: «Баня да баба — одна забава». Человек, которого соборовали, считается наполовину покойником и уже не имеет нрава идти в баню.
Баня является также своего рода лечебницей, где можно проводить различные домашние лечебные процедуры — массаж, натирания, банки, а в прежние времена и кровопускание. Для рожениц баня являлась местом разрешения от бремени. Она играет роль и в свадебных обрядах: накануне венчания в бане моется невеста с подругами, а после свадьбы новобрачные идут вместе в баню, откуда и относящаяся к свадьбе пословица: «По рукам — да и в баню».
В городских общественных банях раздельными нередко были только раздевальни, сами же бани — общие для мужчин и женщин. «Стоглав» в 1551 г. с возмущением упоминает о таких общих банях в Пскове. Приказом цариц Елизаветы (1743 г.) и Екатерины (1783 г.) такие общественные бани были запрещены, однако кое- где продолжали существовать до начала XIX в.
Бани встречаются также у белорусов Черниговской губ. (Еси- монтовский, Косич), Могилевской (Романов), Смоленской и Витебской (Анимелле). Напротив, у белоруссов Минской, Гродненской и Виленской губ. бань, как правило, нет (ОР РГО, II, с. 698; Шейн, III, с. 66 и 369 — гл. 11, § 35). В Ошмянском уезде Виленской губ. белорусы моются в овинах; по замечанию одного местного автора, овин называют восяц, если в нем сушат лен и коноплю; если же в нем моются, он называется лазня (ОР РГО, I, с. 116).
Украинцы моются в корытах; южнорусские и те белорусы, у которых нет бань, парятся дома, в тех самых печах, в которых варят еду и пекут хлеб. Из протопленной печи выгребают угли, выметают золу и на пол настилают солому. Для того чтобы в печи появился пар, стенки ее обрызгивают изнутри горячей водой. Забираются в печь через ее устье, женщины нередко вместе с ребенком; затем ложатся на солому головой к устью, задвигают заслонку и парятся горячим березовым веником. Попарившись, обливаются на дворе, даже зимою, холодной водой. У южнорусских у печи происходит также ритуальное мытье невесты перед венчанием (Пензенская, Рязанская и другие губернии).
Баня считается «поганой», потому что в ней нет икон, и вода в ней тоже «поганая»; поэтому после бани следует обмыться чистой водой. После бани в тот же день в церковь не ходят. Существует поверье, что в бане обитает особый дух, так называемый банник, банный (белорус. лазьнік). После того как в бане вымоются три пары, наступает очередь банника, он моется в тот же вечер четвертым, и мыться кому бы то ни было другому в это время опасно: считается, что в лучшем случае банник напугает моющегося, сбросив с печи камни, а в худшем — сдерет с него с живого кожу. Для банника оставляют в бане веник, кусочек мыла и немного воды в бочке. Когда впервые топят новую баню, бросают сверху на печь соль (Вологодская губ.); это, несомненно, жертвоприношение баннику. По народному поверью, банник может быть и женского пола, однако чаще всего его представляют себе черным, мохнатым, злым мужиком. Своим обликом и происхождением он напоминает домового (§ 157), но у него, так же как и у овинника (§ 20), преобладают черты духа огня.
§ 109. Хотя кое-где восточные славяне и придерживаются фаталистического взгляда, будто лечиться грешно и бесполезно (ОР РГО, II, с. 740), однако взгляд этот не правило, а довольно редкое исключение. Более широко распространено мнение, что все аптечные средства — «поганые», у народа есть собственные средства (средствия) от болезней.
Вообще болезни обычно представляют в виде живых существ, которые проникают в человека и живут в нем. Некоторые болезни существуют, не поражая человека. Чаще всего они имеют облик существ женского пола, разного возраста и живут где-то на море, в реках, болотах и в горах, а иногда парят в воздухе. Таковы, например, перемежающаяся лихорадка, тиф, оспа, детская болезнь под названием полуношница и др. Это представительницы нечистой силы, нападающие (привязываются) на человека и живущие в нем, пока не перейдут на кого-либо другого. Другие представительницы нечистой силы, не являясь носительницами какой-то определенной болезни, все же вызывают различные заболевания, причем разными способами: например, дышат ночью над детьми, пугают людей или губят их здоровье и жизнь как-либо иначе (укр. підтяти). Так действуют главным образом заложные покойники, т. е. умершие насильственной смертью и теперь влачащие свое существование не на «том» свете, а вблизи людей (§ 134). С ними соперничают колдуны и ведьмы, которые насылают болезни посредством так называемой порчи, т.е. передают ее в напитках, еде, через различные предметы, вызывают ее дурным глазом, словом или наговором и т.п. Истерические припадки у женщин, сопровождающиеся криками и икотой (кликуши, икота), обычно объясняют тем, что в женщину вселился «он», т.е. нечистый, черт.
Однако помимо этих сверхъестественных причин — нечистой силы и связанных с ней людей, находящихся у нее в услужении, в народе признают и естественные причины, вызывающие болезни, например простуду, сильное перенапряжение (так называемая надсада) и дурную кровь. Даже для болезней, возникновение которых приписывают нечистой силе, пытаются иногда найти реальные причины; например, при различных заболеваниях желудка и при других внутренних болезнях утверждают, что в живот попала змея, лягушка и т. п. Наконец, хотя и редко, но все-таки встречается и старое христианское объяснение: болезнь посылает бог в наказание за грехи человека.
Среди народных целебных средств против всевозможных болезней преобладают те, в основе которых различные магические приемы. В первую очередь следует назвать профилактические средства, с характерным примером которых — опахиванием мы уже (§ 30) познакомились. Такой же магический круг очерчивают, например, вокруг опухоли и вокруг лишая углем, а также кончиком ножа или топора и т. д.
Очень широко распространена магическая передача болезней. Виды этой передачи весьма разнообразны. Болезнь передается земле (§ 30), деревьям, животным, людям и различным предметам. В последнем случае нередко предполагают, что какой-либо человек может взять этот предмет и тем самым принять болезнь на себя, однако это имеется в виду не всегда. Для того чтобы болезнь на что- то перешла, требуется определенная аналогия между признаками этой болезни и особенностями предмета, которому ее передают. Например, нарушение мочеиспускания у детей передается лохани; для этого ребенок должен трижды перелезть через лохань. Такая болезнь по своему характеру вполне ассоциируется с украинской лоханью без дна (§ 74). Чтобы перенести болезнь на дерево, русские обычно выбирают молодое сильное дерево, которое растет в лесу. В середине такого дерева делают продольный разрез и через эту щель, расширив ее, протаскивают больного ребенка. При этом для мальчика выбирают дуб, а для девочки — березу или осину. Белорусы в этих случаях используют прогнившие или обуглившиеся дупла живых деревьев; при этом они разрывают и выбрасывают снятую с больного рубашку и надевают на него новую. Украинцы Полтавской губ. передавали детскую сухотку бублику, через который протаскивали больного ребенка. Бублик после этого выбрасывали. Считалось, что тот, кто его съест, заболеет (ОР РГО, III, 1116). Русские Пензенской губ. стригут больному ногти, срезают несколько волос с его головы и все это кладут в дыру, которую высверливают в стволе осины; дыру эту закладывают затем камнем. Куриную слепоту передают курам, ячмень на глазу (пёсий яч- мень) — собаке, бели у женщин — белой березе и т. п.
В основе целого ряда способов — стремление напугать болезнь, прогнать ее с помощью чисто физического воздействия, например ударами по стене около больного или ударами по самому больному; ей угрожают съесть ее и т. д. Стремясь прогнать болезнь, пытаются также обмануть ее — например, мнимой продажей ребенка нищему (ОР РГО, II, 968; III, 1249), мнимым вторым рождением (ОР РГО, II, 979) и т. д.
Очевидно, появление некоторых болезней приписывают воде и земле, которые всегда связаны с определенным местом, так что можно предполагать связь болезни и с духами этого места. В севернорусских губерниях (Ярославской и Тверской) больные разыскивают водоемы и просят их о прощении. Слово «простить» имеет у русских также значение «исцелить», «вылечить», и такие места, где излечиваются многие болезни, например целебные источники и т. п., носят наименование прощи. У украинцев Полтавской губ. существует такой обычай: если ребенок падает и ушибается, то, подняв его, немедленно бросают на место падения нож или другой железный предмет и поливают это место водой; тогда боль перейдет с ребенка на нож и, так как ее полили водой, останется в ноже навсегда (окошитися; ср. ОР РГО, III, 1115). Таким образом, боль, вызванная ударом о землю, персонифицируется.
Очень большое значение придается гипнозу, с помощью которого можно как наслать болезнь (дурной глаз, так называемые уроки путем похвалы, наговоры и т. д.), так и вылечить ее заговорами и т. п.
Применяются также разного рода массажи, особенно при вывихах, опущении матки, переломах и т. д. Универсальным средством считается баня, в прежние времена кровопускание, а также молитвы перед чудотворными иконами и мощами.
§ 110. Литература.
О личной гигиене славян говорится в работе Niederle L. Život starých slovanů. Dilu I, svaz. 1. Praha, 1911, c. 127— 161. О прическах см. выше, § 100 — литературу об одежде и головных уборах, а также: Свидницкий А. (Патриченко) Великдень у подолян. — Основа. СПб., 1861, ноябрь—декабрь, с. 27—28.
О бане см. ниже, § 119. Литературу о жилище и пр. см.: Едем- ский М. Б. О крестьянских постройках на севере России. — ЖС, XXII, 1913, вып. 1—2, с. 25—116; из этой работы взят рис. 164.
Относительно представлений о чистоте см.: Зеленин Д. К. Черты быта усень-ивановских староверов. — Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Т. XXI, вып. 3. Казань, 1905, с. 232 и сл.
О гребнях см.: Русов М. Гребінництво у селі Груні у Полтавщині. — МУРЕ, т. VI. Львів, 1905, с. 74—81; работа Н. А. Иваницкого упомянута в § 35.
О народной медицине см.: Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903, VIII, 404 с.; Высоцкий Н. Ф. Очерки нашей народной медицины. Вып. I. (Записки Московского Археологического института, т. XI. М., 1911, с. 1—168, IV табл. ил.); Виноградов Г. Самоврачевание и скотолечение у русского старожилого населения Сибири. — ЖС. XXIV, 1915, вып. 4, с. 325— 432.