I. ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

§ 7. Системы земледелия. § 8. Рало. § 9. Плуг. § 10. Соха с перекладной полицей. § 11. Соха с неподвижной полицей. § 12. История сохи. § 13. Косуля. § 14. Борона. § 15. Полевые работы и связанные с ними обряды. § 16. Зажинки. Косьба и жатва. § 17. Укладка и сушка снопов. § 18. Дожинки. § 19. Заломы. § 20. Овины. § 21. Молотьба. § 22. Литература.

§ 7. В наши дни основным занятием восточных славян является земледелие. По свидетельству древнейших летописей, относящихся к начальному периоду русской истории, так было и в древности. В 946 г. княгиня Ольга говорила древлянам: «Вси гради ваши. . . делают нивы своя и земле своя» (Лаврентьевская летопись, 946 г.). У нас есть все основания считать земледельческое орудие, известное под названием рало, древнеславянским — как само орудие, так и его название (§ 8).

В настоящее время господствует трехполье: озимые посевы, яровые посевы и пар. В некоторых областях уже перешли к многополью и севообороту, однако есть еще места, в которых сохранились старые системы земледелия: подсечная в лесных районах и залежная — в степных. По-видимому, трехполье появилось у восточных славян не раньше XV в., а до этого преобладала подсечная система: с помощью примитивных орудий легче было обработать лесистую почву, чем степные земли, и уберечь посевы от кочевников проще было в лесу.

Подсекой (диалектные названия: сéча, лядо, лядина, 'пал, кулйга, плелка, нива, дербá, чищóба, новина, на сукáх сéять) называют при подсечной системе лесную поляну, на которой вырубили и сожгли лес, чтобы удобрить почву золой и пеплом.

В начале лета, мае или июне, когда весь растительный мир в полном цвету, деревья на поляне валят, подрубая их как можно ближе к земле, и оставляют сохнуть на месте. Очень редко, если деревья еще небольшие, их сжигают сразу; это называется сыросек. Поваленный лес должен покрыть поляну по возможности равномерно: при этом корни травы оказываются под ровным слоем листьев, хвои и сучьев и подопревают. Высохшие сучья и ветки сжигают, иногда осенью того же года, но чаще весною следующего.

При этом стараются сжечь также дерн и корни травы. Поэтому кучи горящего дерева (валы, валки) перекатывают с помощью длинных деревянных вил по всему участку. Эта работа носит название катать валки и является одной из самых тяжелых и грязных работ. Все участвующие в ней задыхаются в огне и в дыму, покрыты сажей и смолой, одежда их обгорает, руки обожжены. Бывает и так, что угоревшие углежоги сгорают заживо. Иногда сучья и ветки сжигают, связав их в большие вязанки (кубыши, реже тютежи) и прикрыв дерном. Обгоревшие стволы пускают на дрова. Если же дрова не нужны, то эти стволы, иногда расколов, складывают в штабеля и дрова поджигают. На подсеке остаются только пни, из которых более мелкие выкорчевывают, а большие оставляют в земле: они постепенно сгнивают и удобряют почву.

Свежая подсека не требует ни удобрения, ни обработки почвы. Сеют прямо в золу — весной ячмень, лен, горох, пшеницу, просо, летом сажают репу, осенью сеют рожь и пшеницу. После посева семена запахивают бороной — суковáткой (§ 14) или же просто елью или граблями. Иногда перед посевом подсеку рыхлят мотыгой, боронят и даже вспахивают легкой сохой без полицы (§ 10). Подсеку можно несколько раз возделывать без удобрений, она требует очень незначительной обработки и дает сравнительно высокий урожай. Когда она истощена, ее забрасывают, и она снова превращается в пустошь, в покос или зарастает кустарником. Под пустошами, которые так часто упоминаются в памятниках XVI —XVII вв., следует понимать именно такие заброшенные подсеки с истощенной почвой. Лет через 10—20 земледелец возвращается к прежней подсеке и снова вырубает и выжигает ее. Иногда подсеки удалены от селения на большое расстояние, и тогда на время летних работ там строят специальные помещения для людей и скота. Такие подсеки носят название заимка, починок и нередко становятся центром, вокруг которого возникает новое селение.

Подсечное земледелие играло значительную роль в истории заселения северо-восточной Европы и Сибири. В поисках новых плодородных и пригодных для расчистки подсек русские нередко совершали большие переходы в несколько сотен верст и таким образом заселяли отдаленные земли.

Система подсечного земледелия одинакова у всех восточных славян. На Украине, где преобладают степи, оно встречается очень редко; в севернорусских районах и у белорусов оно бытует до сих пор. На северо-западе, особенно в бывшей Петербургской губ., преобладает выжигание дерна (кютицы, кубыши), характерное для Финляндии и для прибалтийских финнов вообще.

В степных областях, где много свободной земли, до наших дней сохранилась перелóжная, или зáлежная система земледелия. После 2—3 лет земля должна 2—7 лет (а раньше даже несколько десятилетий) отдыхать и используется при этом под пастбище (толóка) или под покос. Переложное земледелие существует и теперь, например, под Оренбургом, Херсоном, в Южной Сибири.

§ 8. Древнейшим из восточнославянских земледельческих орудий, сохранившихся до настоящего времени, несомненно, является украинское рáло с одним сошником. В основных чертах оно идентично черкýше с одним сошником, а также западнославянскому ridlo, ruchadlo; русская соха с двумя сошниками является следующей стадией развития этого же рала.

1. Украинское пахотное орудие рало. 1768 г. (по Гюльденштедту). Черниговская губ.

У всех этих пахотных орудий, характерных для славян, нет полоза, что резко отличает их от плуга; они предназначены главным образом не для отваливания пласта земли, а для рыхления почвы. Корпус рала и сохи не четырехугольный, как у плуга, а треугольный. Одну сторону этого треугольника образует стебло, или жéрдка, гридка (рис. 1, а—b), заменяющее оглобли, вторую — рáльник, или кóписть, т. е. рассоха, на которой укреплена режущая часть — сошник; третья сторона — жáбка (рис. 1, d) — перемычка, соединяющая стебло и ральник. Гюльденштедт в 1768 г. описал такое рало из Полтавы и Чернигова; в этом орудии не было ни одной железной части, оно было сделано целиком из дерева 1.
Украинцы в конце XIX в. делали такое рало еще более примитивным способом: они отыскивали не очень толстое деревце (11 — 15 см в верхнем срезе) с корнем, идущим под прямым углом к стволу. Этот вырытый из земли корень длиною в 80 см служил ральником, а ствол длиной в 2,5 м — стеблом. Наверху приделывали рукоятку из палки, и рало было готово. В лучшем случае рассоху подбивали железом.
Теперь, как правило, пользуются ралом не с одним, а с 3— 5 сошниками без рукоятки; оно похоже скорее не на пахотное орудие, а на борону. Чаще всего рало применяют при перепахивании земли, вспаханной плугом, а также при первой вспашке старой мягкой пашни (на жнивье). Вообще на подсеке и на мягкой земле совсем несложно с помощью рала подготовить поле под посев. Преимущество рала в том и заключается, что его просто сделать и им легко пользоваться (пара волов или одна лошадь); это говорит о его древности.

В 964 г. вятичи сообщили князю Святославу, что они платили хазарам дань по «шьлягу2 от рала». Есть все основания полагать, что речь идет именно о вышеназванном типе этого орудия.

Севернорусская черкýша с одним сошником, по-видимому, больше не существует, однако в северо-восточной Европе ею пользовались еще недавно. В настоящее время она под влиянием сохи (§ 10) превратилась в пахотное орудие с двумя сошниками. Она, как и укр. рало, служит для повторной вспашки, для запахивания семян после косули (§ 13) и для окучивания картошки. Черкуша, как и рало, не разрезает почву и не отваливает пласт, а рвет землю и тем самым рыхлит ее. Полицы у нее нет. Название черкуша связано с глаголом черкать, потому что черкуша не пашет землю, а черкает ее, царапает, цапает, прокладывая тонкие узкие борозды.

2. Белорусское пахотное орудие сошка. Минская губ.

Белорусскую сошку (см. рис. 2) отличает от украинского рала с одним сошником и от русской черкуши лишь один существенный признак: у нее по обеим сторонам сошника (так называемый нарóг, укрепленный на деревянном роге или спичаке) имеются две небольшие полицы (паліцы). Это две немного выгнутые наружу дощечки, которые отбрасывают землю на сторону. Теперь такой сошкой окучивают картофель, прокладывают на картофельном поле канавки для стока воды и т. д. На рис. 1а изображены две разновидности сошки. Слева рог составляет одно целое с рогачем и одновременно служит грядилем. Справа рог вставлен в рогач под углом 45° и закреплен прочной веревкой (узвá).

К переднему концу рогача приделан валёк с оглоблями для запряжки.

§ 9. Помимо рала в древнейших русских летописях (981 г.) упоминается также плуг. Правда, можно думать, что летописец назвал так рало, поскольку речь идет о вятичах, которые в своих лесах едва ли могли пользоваться плугом. Однако в древнейшем русском своде законов — в «Русской Правде» говорится: «Дал ему господин плуг и борону, от него же копу емлеть». Конечно, здесь имеется в виду настоящий плуг и железная борона; едва ли кто-нибудь согласился бы платить подать за рало: было слишком легко сделать это примитивное орудие, и борона была при нем не нужна.

Конечно, было очень трудно обработать степную почву с помощью рала, и появление в южнорусских степях наряду с ним настоящего плуга вполне закономерно. Так, русские, переселившиеся в XIX в. в Сибирь, были вынуждены отказаться от сохи и заменить ее орудием типа плуга, у которого передняя часть была поставлена на колеса.

Этимология слова плуг неясна. Старые ученые — Гримм, Лот- гнер, Крек, Шлейхер — были склонны считать его славянским. Ретороманское plouum, от которого теперь производят слово «плуг», не объясняет суффикса. Русское плуга (простой народ обычно употребляет эту форму женского рода) имеет у рыболовов Новгорода также значение «поплавок сети». Связь с глаголом «плыть», «плавать» очевидна. Ясно также и обычное значение суффикса — «уга». Плуг отличается от рала наличием полоза (подошвы) и представляется чем-то плывущим или ползущим по земле; ср. русские местные названия орудий типа плуга: ползуха, ползун, так же как русское название части плуга полоз. Первоначальное значение тюркского названия плуга сабан — «сани с полозьями». Остается однако неясным, имеем ли мы в plugъ: pleu — «плавать» лишь народную этимологию или действительно корень этого загадочного слова.

В украинских степях до наших дней сохранился тяжелый деревянный плуг, для которого требуется 16 волов. Это орудие типа обычного европейского плуга и очень напоминает старый тюрингский плуг XVI —XVII в. Корпус этого плуга не треугольный (как у рала и сохи), а четырехугольный, причем четырехугольник неправильный. Стороны этого четырехугольника образуют: верхнюю — грядиль, нижнюю — полоз, заднюю — чапига и переднюю — стойка (жáбка, или стóвба). Эта последняя соединяет грядиль с чапигой и одновременно регулирует с ее помощью глубину вспашки. Чапига (чепіга) служит также ручкой для пахаря, и обычно ее делают вместе с полозом из одного куска дерева. Деревянный полоз плохо скользит по земле, и поэтому пахать украинским плугом очень тяжело. На тонкий передний край полоза (так называемая колодка) насажен лемех (леміш), имеющий форму прямоугольного треугольника. Непременной принадлежностью украинского плуга являются также резец (чересло, різак), полица (полиця) и ось (колішня). Более мелкие части плуга: хвостовик — клин, регулирующий глубину вспашки; заборозéнник, заборóзник и пасклин — клинья, которые вбивают с разных сторон около резца, чтобы регулировать ширину пласта; кóчет, кóчетенъ, кóгут — маленький клин на острие грядиля для деревянного кольца, соединяющего плуг с нередком.

Мы видим, что вся терминология, связанная с плугом, — славянская, и только граділь (грядиль, иначе стріла, вал) следует считать германским заимствованием, пришедшим еще в прасла- вянский период (ЕѴѴ, I, 349). Говоря о терминологии, следует добавить, что названия основных частей плуга — леміш, полиця и перо идентичны названиям соответствующих частей русской сохи (§ 10). Жáбка, стóвба и чепіга совпадают с названиями соответствующих частей рала.

В отличие от украинцев русские и белорусы плуг архаического типа не сохранили, и это вполне объяснимо: на подсеках плуг был непригоден, т. к. быстро ломался бы на сучьях и ветках. Его трудно было бы везти в лес, и еще труднее пахать им в лесу на небольшой лужайке между пнями; наконец, — и это главное — перевернуть на подсеке пласт земли и обнажить подпочву (а именно это и делает плуг) значило уничтожить все результаты труда. Кое-где русские еще помнят плуг, например в полустепных районах Ополыцины во Владимирской губ. (около Юрьева-Польского), где в памятниках XVI в. упоминались «плужные железа». На северо-востоке Европы, в Вятской губ. и вокруг нее, широко распространено легкое пахотное орудие типа плуга, которое называют лемех. В отличие от сохи и рала оно имеет подошву. В нем можно видеть наследие старого плуга. Почти идентичен украинскому плугу так называемый сабан — тяжелый деревянный плуг, широко распространенный у тюркских и частично финно-угорских народов Восточной Европы. Русские Уфимской, Оренбургской, Самарской и соседних с ними губерний заимствовали его у татар, что подтверждается татарским названием сабан (точно так же, как и названием резца — ширт). Есть, однако, все основания полагать, что первоначально кочевники-скотоводы тюрки заимствовали его у восточных славян.

§ 10. Вплоть до нашего времени подсеки нередко обрабатываются вручную. Причины этого таковы: часто бывает очень трудно и даже невозможно пройти там с сохой; весьма затрудняет также вспашку сохой масса пней и корней деревьев. Мотыгу, которой возделывают подсеки, севернорусские называют тяпка, цапка, копаница, копило, карапуля, копáч и т. д. О самом процессе говорят: цáпать, копылить, тяпать, карапýлить. Это орудие похоже па топор с длинным топорищем, причем железное лезвие насажено

не вдоль топорища, как у обычного топора для рубки дерева, а поперек (см. рис. 3).

Кроме такой мотыги при обработке подсек пользуются особой разновидностью одноконной сохи без полицы. Ее называют: па- лóвая соха, т. е. соха, которая предназначена для пáла (подсеки); цапуга и цапулька, т.е. она цапает землю подобно мотыге (цапка); прямуха или прямуша, так как тупые ральники этой сохи стоят на земле почти вертикально, а не под углом (как у обычной сохи); дрында (т.е. «прыгающая»), потому что она часто перепрыгивает через корни деревьев; благуша (от благой — капризный). Назначение этой сохи — рыхлить почву подсеки, перемешивать ее с золой от сожженных сучьев и запахивать семена. У этой сохи нет приспособления для переворачивания пласта. Своими тупыми, короткими, прямыми ральниками она не может перерезать корни деревьев; она не поддевает корни снизу, а перескакивает через них. Землевладельцы Тверской губ., которые хотели, чтобы на их землях снова вырастал лес, сдавали вырубки в аренду лишь с условием, что арендатор не корчует пни и пашет не сохой, а исключительно цапулькой.
Из этой двуральной цапульки, после того как к ней была приделана полица (отвал, присох, наполок, шабала, кляпни), получилась обыкновенная русская соха, которая действительно пашет, т.е. не только черкает, цапает землю, но также загребает ее, протаскивает разрыхленную почву и откидывает ее в сторону. Русский глагол «пахать» идентичен диалектному севернорусскому (Новгород) глаголу «пахать» со значением «мести, вымести мусор метлой». В сохе функцию метлы выполняет полица; отсюда и пословица: «Не соха пашет, а полица».

3. Мотыги: белорусская — Минской губ., севернорусская — Вологодской губ.

Во многих русских диалектах глаголы-синонимы пахать и орать употребляются по-разному. Первый употребляют только применительно к сохе с полицей, второй — к орудиям типа плуга.

Полица обычно имеет вид лопаты различной формы, сужающейся книзу или в середине и всегда немного выгнутой. Бывают однако и такие полицы, которые похожи не на доску, а на палку (см. рис. 4); назначение такой полицы — не отваливать пласт, а разбивать попадающиеся комья земли.

Корпус сохи представляет собой правильный треугольник. Верхнюю сторону этого треугольника образуют оглобли (см. рис. 5; так называемые обжи, вóбужи), всегда соединенные друг с другом поперечиной (так называемый перечень, спóрник, перевяслок, веретено, пасынок). Задние концы обжей иногда служат пахарю рукоятками (как на рис. 5).

Задней стороной треугольника сохи является рассоха, или плотина (плаха, лўкоть, лапа, плоть, плутило, свара), цельная или состоящая из двух частей, но всегда с раздвоенным нижним концом (нóжки или рóжки), на который насаживают ральники. Прямая рассоха бывает только у цапульки.

Рассоха сохи всегда выгнутая, так что раздвоенный нижний конец направлен не вертикально вниз, а под углом вперед. Такое направление обеспечивается различными способами соединения рассохи с обжами. Соединение это осуществляется с помощью рогаля (рогач, сголóвыш, сголóвье, оголóвье, остряк) — короткой (80 см) плахи, в средней части толстой, а на концах обтесанной так, что эти концы могут служить для землепашца рукоятками. К рогалю прикрепляются задние концы обжей.

5. Севернорусская соха с перекладной полицей. Пермская губ.

Верхнюю часть рассохи либо вдалбливают в середину рогаля, либо зажимают между рогалем и поперечиной (так называемый валéк, корéц, испóдник), причем последние на концах связывают веревками. И в том и в другом случае можно изменить величину угла, который образует рассоха с обжами и с поверхностью земли. Этим регулируется глубина вспашки: чем острее угол, тем горизонтальнее направлены ральники и тем мельче борозда. Если рассоха вставлена в рогаль, угол можно уменьшить, забивая в рогаль позади рассохи клинья; тогда соха пашет мельче. Если забить клинья спереди, достигается противоположный результат.
Третью, переднюю сторону треугольника сохи образуют так называемые подвой (земляники, перемёт, черемуха, мутики, пере- крёст, вóйло, стýжень, притýжина, струнá). Их делают из гибких прутьев, часто из ветвей черемухи или из веревок; реже это деревянный стержень или железный прут. Подвои связывают нижнюю часть рассохи с серединой обеж. Уменьшая или увеличивая длину подвоев, уменьшают или увеличивают тем самым угол между рассохой и поверхностью земли, что позволяет регулировать глубину вспашки. Кроме того, к подвоям прикрепляются рукоятки полицы.
У сохи нет подошвы или полоза; она обращена к земле вершиной треугольника и стоять не может, так что пахарь должен все время держать ее. Из-за своей неустойчивости соха обычно идет неравномерно, толчками, легко поднимаясь, опускаясь или падая на бок. Не приученная к этому лошадь всегда страдает от постоянных толчков; однако даже лошадь, заморенная и обессиленная зимней бескормицей, в состоянии тащить соху.
У сохи всегда два ральника (лемéш, омéш, сошник). Они бывают различной формы, отличаются друг от друга шириной и длиной, способы прикрепления их к рассохе также разные. На каменистой или песчаной почве пользуются так называемыми коловыми ральниками, т. е. узкими и длинными; они похожи на зубило или кол (клин), тупые и не разрезают землю, а рвут ее, как тупой кол. Наталкиваясь в земле на камни или крепкие корни деревьев, они не гнутся и не ломаются. Чаще встречаются так называемые перовые ральники, т. е. ральники в форме пера, они крепились под большим или меньшим углом к рассохе, на которую они насаживались. Этот вид ральников шире в верхней части, чем коловые, и несколько острее. На рис. 5 изображена такая перовая соха, т.е. соха с перовыми ральниками. Дальше мы покажем (§ 11), что у некоторых видов сохи перо ральника может быть загнуто вверх, образуя зачаток резца.
Обычно в соху впрягают лошадь, для чего и служат обжи. Как правило, запрягают без дуги, концы обеж сохи просто привязывают к гужам. Запряжка без дуги позволяет регулировать глубину вспашки: чем ниже опускается чересседельник и перед

ние концы обеж, тем больше становится угол между рассохой и землей, и соха при этом пашет глубже. Напротив, если передние концы обеж поднимаются с чересседельником выше, соха пашет более мелко.

Для пахаря удобнее запряжка с дугой. Правда, при этом труднее вытаскивать соху из земли (обжи упираются и мешают), зато соха гораздо устойчивее: она не заваливается набок и не погружается слишком глубоко в землю; лошадь при этом идет более ровно. Запряжка без дуги рассчитана на очень слабых лошадей. Сошная тяга при этом распределяется таким образом: треть падает на плечи лошади (хомут), вторая треть — на ее спину (чересседельник), а последнюю берет на себя пахарь, все время поддерживая соху руками. Характерно, что финноязычные народы (например, вотяки) чаще пашут с дужной запряжкой.

Бывают сохи с дышлом; в этих случаях запрягают двух волов (особенно в Белоруссии). В Сибири тяжелые и громоздкие сохи имеют передки на колесах (так называемые колесýхи или коле- сянки).

Железные ральники обыкновенной русской сохи, даже перовые, относительно узки: ширина их обычно равна 18 см. Было подсчитано, что, для того чтобы вспахать при этой ширине ральников один гектар земли, пахарь с лошадью и сохой должен проделать путь в 58 км. Обычно не вся поверхность узких ральников сохи является рабочей. Во-первых, они укреплены на рассохе не строго горизонтально, а несколько под углом друг к другу и врезаются в землю желобком, что уменьшает их ширину, а одновременно и ширину борозды. Во-вторых, русский (а также литовский) пахарь нередко пашет не всей шириной ральников, а лишь половиной или 3/4 этой ширины. Если пашут на оба омеша, т. е. держат соху прямо, так что ральники работают всей своей поверхностью и ширина борозды равна полной ширине, обоих ральников,— это широкая, или редкая вспашка. Хорошие пахари предпочитают так не пахать. Они берут на один омеш, т. е. наклоняют соху на бок, пока один из ральников не станет вертикально, а другой окажется в горизонтальном положении. (Именно поэтому ральники устанавливают под углом друг к другу.) При таком способе вспашки ширина борозды равна ширине одного ральника, так как второй, стоя на ребре, подрезает землю не снизу, а только сбоку. В этом случае речь идет о частой вспашке. Между этими двумя крайними способами существуют промежуточные стадии. Так, например, часто пашут на полтора омеша. Разумеется, это делает труд пахаря более тяжелым.

§ 11. Описанные (§ 10) сохи отличаются от орудий типа плуга не только отсутствием подошвы или полоза, но также тем, что они не переворачивают пласт. У них нет режущей части, чтобы отваливать пласт, а их полица развита слабо, так что она пласт не переворачивает и не отваливает. Назначение описанных нами типов

сохи — только рыхление земли. Для поднятия целины они непригодны.

Следующие виды сохи являются переходными к пахотным орудиям типа плуга. Правда, у них нет подошвы или полоза, но постепенно их приспосабливают к отваливанию земли и переворачиванию пласта.

В уже описанных типах сохи полица укреплена не неподвижно; она может перекладываться со стороны на сторону. При такой перекладной полице можно вести пахоту «взад-вперед», т. е. не описывать круг, как при работе с плугом, а, проведя борозду, вести следующую рядом с нею. Это преимущество сохи с перекладной полицей особенно существенно на узких полосах земли, а также на склонах, где трудно и неудобно идти кругами. Все остальные разновидности сохи лишены этого преимущества: полица у них неподвижна, и они всегда отваливают пласт на одну и ту же сторону; поэтому их и называют «односто- ронки».

Простейшая разновидность односторонки отличается от сох, описанных выше, лишь тем, что левый ее ральник поставлен вертикально («поставлен на ребро»), а полица неподвижно укреплена около этого левого ральника. Левый, стоящий на ребре, ральник выполняет роль резца, подрезая пласт сбоку, поэтому ширина борозды здесь равна ширине правого ральника. Для отваливания пласта у этого типа сохи, так же как и у всех других односторонок, с правой стороны рассохи иногда есть деревянная полица (крылó, окрылок, перó, кичйга, реже отметáч, óрик). Этот тип сохи господствует в Белоруссии (так называемая литовская соха) и в Московской губ. Он проник и в Восточную Пруссию, где известен под названием Zoche, Slagutte.

У других односторонок оба ральника установлены горизонтально, но левый край (перо) левого ральника загнут вверх под углом немного больше правого. Этот загнутый край служит резцом, т. е. подрезает пласт сбоку: его называют резéц, брыла (он напоминает отвисшую губу). Ральник с брылой называется мужичок, а правый горизонтальный ральник — жóнка, бáба, лéжень. Этот тип сохи распространен по всей Сибири. В большинстве случаев она с абжена передком на колесах. Очень распространена она и в Европе, у севернорусских к северу от Твери. У этого типа сохи бывает как бы зачаточный полоз, хотя не всегда и не обязательно.

Другие разновидности сохи имеют резец (отрéз, рез, резóк, чертеж, чертéц), который иногда является отдельным пахотным орудием, предшествующим сохе. Русские употребляли его как особое орудие уже в старину; вероятно, он был пережитком старого плуга. На запасном дворе царя Алексея Михайловича (XVII в.) в селе Измайловке под Москвой было таких отрезов 1130, а сох — 400. Соха, если впереди нее идет отрез, прекрасно

поднимает целину и может заменить плуг. Один автор назвал такой отрез «русским плугом».

Дальнейшее развитие русской сохи привело к новому типу пахотного орудия — к косуле (§ 13) с лемехом.

§ 12. В отличие от рала соха не является орудием, общим для всех восточных славян. У украинцев она встречается крайне редко и, вероятно, появилась там поздно. Так же поздно соха проникла к финнам, литовцам, полякам и даже в Восточную Пруссию. В старых памятниках она упоминается лишь с XIV в.

Почти во всех славянских языках слово соха значит «вилообразная палка», «вилы с двумя зубьями». Для сохи такие вилы обязательны: это рассоха, нижний конец которой раздвоен и имеет два зуба для ральников. Как правило, сохой называют только пахотное орудие, у которого два ральника. Лишь в редких случаях сохой называют орудие с одним ральником (см. рис. 2). Это объясняется тем, что такая развилка у него все-таки имеется на другом конце, наверху; она служит рукояткой.

Немецкий ученый Л. Рау, автор работы «История плуга», высказал предположение, что соха развилась из двузубой мотыги, которой пользуются в Карпатах и на побережье Адриатического моря. Нам известно, что двузубую мотыгу употребляют и белорусы (рис. 3), но нет никаких оснований считать, что от нее произошла русская соха. Соха отнюдь не была древнейшим пахотным орудием славян; до ее появления славяне пахали с помощью рала. И конечно, соха возникла из рала, а не из мотыги. В пользу этого говорит и одинаковая терминология (лемéш, рáльник, жабка). Особенно показательно слово «ральник», собственно и означающее «принадлежность рала», и вполне закономерно считать, что ральник был взят непосредственно от рала (о рале см. § 8).

Возможны два варианта: 1) единственный ральник рала был разделен на две части; 2) к уже имеющемуся у рала ральнику прибавили еще один, и таким образом возникла соха. Все говорит в пользу второго варианта. Простейший (коловый) ральник сохи ни по форме, ни по функциям ничем не отличается от ральника рала. Естественно, стремление ускорить работу вынуждало пахаря-славянина либо увеличить количество ральников у однозубого рала, либо сделать шире поверхность ральника. Он предпочел первое. На лесной почве, где много корней, так же как и на каменистой, широкий ральник непригоден: корни и камни крайне затрудняют ход широкого ральника и легко ломают его; широкий ральник хуже рыхлит землю, разбивая ее на крупные комья. Русский пахарь стремится главным образом разрыхлить почву (об этом говорит и то, что он отдает предпочтение сохе). Промежуток между двумя ральниками помогает обходить корни и камни, а узкие ральники, наталкиваясь на них, не ломаются; наконец, лошади легче при двух и даже трех узких ральниках, чем при одном широком.

6. Севернорусская соха с тремя сошниками. Костромская губерния

Таким образом, русский пахарь, чтобы ускорить свою работу, прибавил к древнему однозубому ралу второй ральник и тем самым создал двуральную соху. Кое-где прибавили впоследствии еще один, третий ральник: так возникла «тройная соха» Костромской губ.

(рис. 6). Показательно, что сохой с тремя ральниками пользуются там, где считается грехом пахать одноральной косулей,. потому что она — новое пахотное орудие. Точно то же самое происходило и на юге Украины, с той лишь разницей, что там прибавляли к примитивному однозубому ралу помногу новых ральников (иногда семь и более),
так что рало превращалось в борону.

От старого плуга русский землепашец сохранил только резец, превратив его в особое орудие — отрез. Он использовал его, поднимая целину, пока не приспособил к этой работе свою соху.

§ 13. Косуля — севернорусское пахотное орудие с одним лемехом. Ее возникновение относится, очевидно, к концу XVI или даже к началу XVII в. Название «косуля» не связано, как это часто думают, со словом «коса». Русский народ называет косулями косые, т. е. асимметричные предметы и те существа, у которых одна половина туловища не соответствует другой. Поэтому русские крестьяне называют косулями все виды сохи-односторонки с неперекладной полицей (§ 11). Если сохи с перекладной полицей совершенно симметричны (§ 10), то сохи-односторонки такой симметричностью не отличаются: левый и правый ральники не парны, а полица — на одной стороне. В научной сельскохозяйственной литературе принята более точная терминология: косулей называется только севернорусское пахотное орудие с одним лемехом и одним отрезом, но без полоза и без подошвы.

Сходство между косулей и сохой очень велико. Одинаков их корпус, в основе которого лежит треугольник. Однако непременной принадлежностью косули является отрез, который режет пласт сбоку. Наличие отреза делает в сохе-односторонке ненужным левый ральник, который стоит на ребре или имеет брылу (§ 11), чтобы подрезать пласт сбоку. Функция этого левого ральника переходит к отрезу. В ходе дальнейшего развития левый ральник вовсе исчезает. При наличии отреза функция правого ральника (лемеха) ограничивается лишь тем, что он подрезает пласт снизу. Этим определяется и форма лемеха косули: он лежит горизонтально и довольно широк. Незначительные различия в форме отдельных видов косуль объясняются лишь теснейшей связью косульного лемеха с отвалом, что способствует лучшему отваливанию пласта. Бывают и такие косули, у которых лемех и отвал представляют собой цельный железный лист, соответствующим образом выгнутый.
Органическое родство косули с сохой не оставляет сомнении в том, что косуля возникла непосредственно из сохи как усовершенствованный ее вариант.
Наименования частей косули и сохи очень близки друг другу. Однако у косули конец рассохи не раздвоен, и ее называют уже не рассоха, а плотина. Сошным подвоям у косули соответствует выгнутый деревянный стержень, через середину которого проходит отрез; этот стержень называется в'ойло, стужень, грядиль, упорка, сковородник, подмога, отрезное дерево, армд, ольмо. Ральник косули обычно называют лемех.
Корпуса косули и сохи очень похожи. По строению различают два типа косуль: 1) так называемая костромская косуля, корпус которой близок к корпусу сохи, и 2) так называемая ярославская косуля, у которой задние концы оглобель укрепляются не в рогале, а в середине плотины, и обе оглобли гнутые (см. рис. 7 и 8). Первый тип древнее второго, на котором бесспорно сильнее сказалось культурное воздействие.
Географическое распространение косули дает нам основание считать, что центром, из которого это пахотное орудие разошлось по северо-восточной Европе, была западная часть Костромской губ. или восточная часть Ярославской. К востоку оттуда косуля распространена меньше, чем к западу (на Урале и в Сибири ее вовсе нет). Это объясняется встречной волной, которая принесла с Урала так называемую курашимку. В 1870 г. кузнец Паюсов из Курашима Кунгурского уезда Пермской губ. усовершенствовал местную соху, и эта усовершенствованная разновидность сохи быстро распространилась под названием курашимка. Это — пахотное орудие с небольшой подошвой и с лемехом в форме равнобедренного треугольника.

§ 14. Из двух функций бороны: 1) рыхлить землю под посев и 2) прикрывать землей посеянные семена — первую выполняют старые славянские орудия — рало и соха. У бороны остается главным образом вторая функция — заборопивать семена. Если бы не было другой этимологии для слова борона (корень bher быть острым EW, I, 74), то его значение позволило бы связать его со славянскими словами оборона, брань, бороться. Родство с этими словами мы понимаем не так, как Миклошич (EW, I, 18), который считает, что это мирное орудие служило оружием. Борона прежде всего сохраняет посевы от грозящей со всех сторон опасности («обороняет»). Во всяком случае, народная этимология связывает эти слова друг с другом.

7. Севернорусский плуг — косуля костромского типа. Вятская губ.

8. Севернорусский плуг — косуля ярославского тина. Ярославская губ.

Нам уже известна теснейшая органическая связь славянских пахотных орудий с бороной. Рало легко превращается в настоящую борону (§ 8). Еще одним характерным примером служит описанная А. Сержпутовским белорусская вершалина, или острога (рис. 9). По своему устройству это борона, по функциям же она ничем не отличается от простейшей сохи (так называемая цапулька, § 10), т. е. ее вполне можно отнести к пахотным орудиям. Верша- лина (собственно вершина) — это верхняя часть елового ствола с сильно заостренными сучьями. Основное ее назначение — рыхлить такие подсеки, которые невозможно пахать даже сохой из-за обилия пней и крепких корней.
Бороны восточных славян весьма однообразны. Три существующих вида бороны, последний из которых является порождением новейшей культуры, отличаются друг от друга не своими функциями, а лишь материалом. Эти виды таковы: борона с сучьями вместо зубьев (суковатка), плетеная борона и борона железная (или полужелезная).

9. Белорусское пахотное орудие вершалина, являющееся промежуточным между сохой и бороной. Минская губ.

Наиболее примитивная борона из сучьев, суковатка — это вершина сосны или ели, которую волочат по пашне, чтобы смести посеянные семена в борозду и прикрыть их землей.

Обыкновенная суковатка (иначе: смык, ельцы, ельчина, смычья,
волокуша, дерябка) состоит из 3—8 или более расщепленных еловых или сосновых досок (боронницы), на нижней части которых имеются сучья 35—80 см длины. Концы этих сучьев заострены и служат зубьями бороны. Такие естественные зубья, наталкиваясь на своем пути на камни, пни и корни, легко гнутся и достаточно эластичны, чтобы разбивать комья земли. Доски скреплены двумя поперечинами и образуют четырехугольник. Две крайних доски несколько длиннее остальных и, когда запрягают лошадь, служат оглоблями (см. рис. 10).

10. Севернорусская борона из сучьев — суковатка. Вятская губ.

Такой суковаткой пользуются главным образом в лесных местностях, особенно на подсеках. Плетеная же борона (плетенка, кольцеватка) употребляется как в лесистых, так и в безлесных районах. Она неизвестна только украинцам. У других восточно- славянских народов она везде примерно одинакова и лишь в севернорусских областях нередко бывает немного больше по своим размерам. Если у обычной южнорусской бороны 25 зубьев (у огородников изредка 30), т. е. 5—6 рядов по 5 зубьев, то на севере спорадически встречаются бороны с 72 зубьями (9 рядов по 8 зубьев), хотя обычное их число — 35 (7 рядов по 5 зубьев). Размеры бороны с 25 зубьями — 160—180 см в длину, ширина на 13—17 см меньше длины.

11. Южнорусская плетеная борона. Тульская губ., Одоевский уезд

Раму плетенки делают из тонких ореховых, еловых или березовых палок (так называемые хлудцы, батожки, грядки, остряки). В каждом продольном ряду рамы две таких грядки, в поперечных — по три. В местах скрещения продольные и поперечные грядки соединены двумя кольцами (так называемые кацтелкі, віцы, вязкі; белорус, калачыкі), сделанными из дубовых, черемуховых, можжевельниковых или ивовых прутьев. В гнезда, образованные скрещением грядок и колец, вставляются сверху зубья (клевцы, клецы) 36 см длины и 3 см толщины. Эти зубья имеют форму неправильных шестигранных клиньев с зарубкой на уровне 1/3 их длины. Зубья вставляются не вертикально, а с наклоном вперед (под углом 67°). Наклонное положение достигается тем, что третья (средняя) поперечная грядка всегда укрепляется позади зубьев. Зубья передних рядов бороны несколько короче задних: при таком устройстве борона лучше всего движется по земле; кроме того, нагрузка на заднюю часть бороны больше и задние зубья стираются быстрее, чем передние. Зубья делают из твердых пород дерева — дуба, ясеня, клена, березы или рябины.

К переднему краю такой бороны прикреплен лучок из прута (так называемый баран, огибок). По нему свободно движутся одно или два прутяных кольца (побегало, прасновка, калач), к которым привязывают оглобли. Благодаря такому устройству борона движется вперед не стороной, а углом, так что каждый зуб прочерчивает особую борозду. Иногда оглоблями служит длинный ивовый прут (олук). У белорусов баран помещается в центре этого прута (самолук, самойлук, каблук), длинные концы которого образуют основу внешних боковых рядов бороны. Запрягают в борону без дуги.

Как мы видим, в этой бороне нет ни одного железного штыря или винта. Она такая легкая, что зубья ее входят в землю неглубоко. Если же нужно боронить на большую глубину, на борону кладут груз. Преимущество этой бороны заключается в том, что сломанный зуб можно сразу заменить.

Третий тип русской бороны широко распространен. Образцом для него послужили бороны фабричной выработки. Обычно соединяют друг с другом в виде решетки пять продольных и столько же поперечных реек (по 129 см длины); расстояние между рейками равно 22 см. В местах их пересечения вставляют 25 железных или деревянных зубьев длиной в 22 см. Реже рамой служит прочная деревянная доска, в которую вставлено такое же количество зубьев.

У русского населения Севера бороноволок (обычно это мальчик или девочка) правит, сидя на лошади боком, у русских южных областей и у белорусов он идет за бороной. На твердой почве чаще боронят зигзагами и кругами (вавилонами), а не по прямой.

§ 15. Полевые работы и связанные с ними обряды. Начало весенней пахоты (так называемая запашка, укр. заорювання), так же как начало весеннего и осеннего сева, сопровождается различными магическими действиями. Сейчас в этих обрядах преобладают христианские элементы и символы: скот кропят святой водой, в семена кладут благовещенскую просфору, молятся перед иконами и т. д.

В южнорусских областях (и только в них) существуют определенные сроки начала пахоты: Чистый четверг на Страстной неделе (Рязань) либо 15-я или 17-я неделя после Рождества, т. е. 1 или 17 апреля (Калуга). Если в начале апреля еще держится зимняя погода и выехать в поле с сохой нельзя, то пашут землю, которой засыпан потолок избы. Соху затаскивают на чердак, и один человек держит ее, как пахарь, а другой тянет, изображая лошадь.

Существуют общие непременные условия для начала пахоты, сева и многих других важных моментов в жизни земледельца. В этот день нельзя ничего никому давать — ни за деньги, ни в подарок, чтобы вместе с отданной вещью не лишиться удачи, необходимой при начатой работе. Начало пахоты, сева, сбора урожая

по возможности стараются приурочить к полнолунию и к так называемому счастливому дню. Легкими, счастливыми днями считаются четверг, вторник и суббота (толстый день). Эти представления в разных районах неодинаковы, и, например, в Пинском уезде Минской губ. счастливым днем для начала сева считается пятница. Однако в этом случае везде избегают того дня недели, на который в текущем году приходится Благовещенье (25 марта) или, местами, Сретенье (2 февраля). Что же касается времени суток, то предпочтение отдается утру, чтобы никто не мог увидеть или опередить и чтобы не было неблагоприятных встреч. Напротив, белорусы Вилейского уезда Виленской губ. предпочитают начинать сев вечером, чтобы после этого магического и священного акта не заниматься в тот же день никакой другой работой, потому что это привело бы к недороду. Начало и окончание пахоты и сева (конец называется до пашка, до севки) сопровождаются обильной праздничной трапезой всей семьи, что должно магически обеспечить богатый урожай.

При обрядовом начале пахоты обычно проводят лишь несколько борозд (три-четыре). Главное при этом не работа, а добрый знак, счастливое предзнаменование. В начале пахоты магическими считаются те же предметы, что и в начале сева. Так, например, белорусский крестьянин перед началом пахоты катает по земле вареное куриное яйцо и приговаривает: «Пусть мой конь будет таким же гладким и полным, как это яйцо!» Затем он отдает это яйцо первому встречному нищему и велит ему молиться за лошадь (Могилевская губ., Мстиславский уезд). Белорусский крестьянин Пинского уезда Минской губ. после первой борозды бьет своего вола или лошадь по лбу, приговаривая: «Дай бог тебе здоровья и силы». Белорусы Гродненской губ. избегают начинать пахоту на черном воле, чтобы дождь не повредил посевы; если же вол желтоватый, то кто-либо в семье умрет.

Свежая земля первой борозды считается средством против блох и клопов (Саратовская губ.); этой землей посыпают в доме пол. У белорусов Вилейского уезда Виленской губ. дети приносят эту землю тайком от пахаря, благодаря чему «усиливается» ее очистительное свойство.

В начале сева (засевки, укр. засів) повторяются многие из тех обрядов, которые обычно совершают, начиная пахоту. Однако засевки зачастую носят не семейный, а общественный характер. Для них часто всей деревней избирают человека, у которого легкая рука. Нередко при этом бросают жребий: с каждого дома собирают по вареному яйцу, кладут их в шапку, крестьяне вынимают яйца и разбивают их. Сев начинает тот, кому досталось самое полное яйцо (белорусы Мстиславского уезда Могилевской губ.). В русской части Смоленской губ. сев начинает священник, обычно в день Преображения (6 августа); после молебна в поле он сеет рожь, собранную у всех хозяев и освященную в церкви, а после сева

кропит поле святой водой. Белорусы Могилевской губ. кое-где поручают сев мальчику 10—14 лет, который должен начинать работу в праздничной одежде и натощак. Это последнее условие — ничего до работы не есть — обязательно для каждого сеятеля. Вероятно, хлеб должен сеять голодный по той же причине, по которой лен непременно сеет голый, — чтобы расположить к себе духов плодородия.

Как правило, к высеваемым семенам добавляют в магических целях «особое» зерно. Это, во-первых, зерна из первого сжатого снопа, а также из венка, который обычно плетут из колосьев по окончании жатвы. И то и другое зерно святят в церкви либо в день Успения Богородицы (15 августа), либо на Преображение (6 августа). Белорусы Пинского уезда Минской губ. закапывают затем этот венок вместе с вареным яйцом в конце полосы. Назавтра, после окончания работы это яйцо выкапывают и вся семья его съедает. Далее добавляют зерна так называемого спорыша (иначе — спорынья, житная матка), т.е. стеблей ржи или пшеницы с двумя или с большим количеством колосьев (у белорусов Витебской и Могилевской губ., у севернорусских Новгородской губ. и в других местах). Наконец, используют зерна, освященные на Пасху вместе с куличами и красными яйцами (Енисейская губ.).

Магические предметы, которые употребляют в обрядах, связанных с севом, очень многочисленны и разнообразны. Основную роль играет святой хлеб, который сначала кладут в семена или на пашню, а потом съедают. В Архангельской губ. существуют особые засеванные хлебы; их пекут из зерна первого обмолота и вместе с семенами кладут на божницу и в закрома. Во время сева их кладут в севалку и по всем четырем углам пашни. У других русских особенно большую роль играет «благовещенская просфора», которую святят во время обедни на Благовещенье (25 марта). Кое-где (Орловская губ.) такие просфоры пекут сами крестьяне. Употребление просфор в посевных обрядах упоминается уже в Тамбовской грамоте 1652 г. Иногда просфору вместе с семенами также кладут на пашню; крошки ее сеют. По окончании сева ее съедают; один кусочек дают лошади (Медынский уезд Калужской губ.), а другой, чтобы уберечь поле от града, закапывают в землю вместе с бутылкой святой воды, освященной на Крещение. Кроме того, все восточные славяне употребляют крестовик, крестец (белорус. хрэщык) — хлеб, который пекут в среду четвертой недели Великого поста. Этот хлеб либо сам имеет форму креста, либо наверху у него крест. Его высушивают и хранят в мучном ларе вместе с мукой, из которой пекут хлеб. Во время сева его кладут под семена и на пашню, а потом съедают; иногда при этом расстилают на земле чистую скатерть и пьют водку.

У русских повсеместно распространен обычай запекать в крестовики различные предметы для гаданья. Сев должен начать тот, кому достанется крестовик с зернами ржи, даже если это ребенок

двух-трех лет. Украинцы Купянского уезда Харьковской губ. гадают на крестовиках иначе: когда пекут, в них запекают разные зерна — пшеницу, рожь, ячмень, овес; если какое-либо окажется наверху, считается, что уродится именно этот злак.

Белорусы Гродненской губ. пекут в этот день также хлебцы в виде сохи, бороны, серпа и косы. В таком крестовике можно видеть магическое изображение крестца, т. е. крестообразно сложенных снопов (§ 16). В Старобельском уезде (Харьковская губ.) иногда во время сева мальчик несет крестообразный хлеб, а за ним идет взрослый человек, который сеет.

В качестве магического предмета употребляют также гром- ницу, особенно белорусы. Громница — это восковая свеча, освященная в Сретенье (2 февраля); нередко ее святят вторично в Страстной четверг и в третий раз на Пасху. Эту свечу ставят в семена, зажигают ее и молятся. Ее берут также на поле. Она должна охранять от грозы, отсюда ее название. Иногда сеятель берет с собой вербу, освященную в Вербное воскресенье, в семена же кладут пасхальное яйцо, которое, как и обычное вареное яйцо, должно магически воздействовать на величину и полноту зерна нового урожая. Иногда, например в Рогачевском уезде Могилевской губ., берут также хлеб, освященный в первый день Пасхи, и просфору.

Первую или три первых горсти зерна сеятель бросает сложенными крест-накрест руками. При этом он говорит: «Уроди, боже, и на чужую долю!» (Старобельский уезд Харьковской губ.) Затем он съедает поднятый с пашни крестовик (Купянский уезд Харьковской губ.). Бывает, что, бросая первую горсть семян, сеятель крестится, кланяется на все четыре стороны и говорит: «Дай, боже, урожай всем православным христианам» (Рыбинский уезд Ярославской губ.). Белорусы Пинского уезда Минской губ. бросают первую горсть семян левой рукой. В Нижнедевицком уезде Воронежской губ. сеятель сперва съедает крестовик, а потом уже начинает сев. Чаще однако придерживаются обратного порядка. И в том и в другом случае стремятся магическим путем обеспечить обилие нового урожая. Съесть хотя бы одно зернышко из посевных семян — значит погубить весь урожай (белорусы Коб- ринского уезда Гродненской губ.).

В день начала сева все и повсюду обязаны соблюдать чистоту. Надевают белую праздничную рубаху (ту же, в которой принимают причастие, т. е. лучшую из имеющихся). На стол стелят чистую скатерть. Накануне моются в бане. Все это делают для того, чтобы в посевах не было сорняков, чтобы хлеба оставались чистыми. В день сева никому ничего нельзя давать, особенно огонь; считается, что иначе солнце сожжет посевы. По этой же причине сеятель не должен вечером зажигать огонь. В эти дни стараются поужинать засветло и лечь пораньше спать, не зажигая огня. Это делают еще и потому, что, согласно белорусскому поверью, нельзя отказывать

соседу, который просит огня; такой отказ может повлечь за собой дурные последствия: потраву посевов скотом, главным образом свиньями (Себежский уезд Витебской губ.). Белорусы Гродненского уезда в день сева или в день досевок (окончания сева) непременно режут к обеду петуха или гуся.

У белорусов существует поверье (Чериковский уезд Могилевской губ.), что если на двух соседних полях одновременно посеяно зерно одного вида, то на одном поле ничего не родится, на другом же будет необычайно богатый урожай. При этом считается плохой приметой, если один из соседей приходит на поле раньше другого, но не начинает сева до его появления. В этом случае белорусы Себежского уезда прибегают к безобидному средству: они переобуваются, наматывая портянки так, чтобы та часть, которая закрывала пятки, пришлась бы теперь на носки, и лишь после этого приступают к севу. Существует и другое, менее невинное средство: в севалку с рожью всыпают три горсти земли и сеют, тихо приговаривая при этом, что посевы соседа должны взойти корнями вверх, т.е. на его поле будет недород. Если останется не засеянным хотя бы самый маленький участок поля, предназначенного под посев, это предвещает смерть одного из членов семьи.

Перед началом пахоты и сева нельзя забивать в землю колья: это значит «забить» землю, и посеянные семена не взойдут (белорусы Кобринского уезда Гродненской губ. и Чериковского уезда Могилевской губ.). Особенно опасно это, если сеют коноплю. Так же как и при посеве льна, здесь можно наблюдать множество других магических действий. Семена конопли несут на ноле на плечах (т. е. высоко, чтобы конопля росла высокой) и надевают штаны из конопляной ткани (чтобы волокна конопли были крепче). По окончании сева вешают эти штаны в амбаре на высокий крюк (чтобы конопля на такую же высоту заполнила амбар) и оставляют их там до тех пор, пока коноплю не свезут в амбар. Когда идут сеять коноплю, ни с кем не здороваются и «не ломают шапки», иначе конопля на поле будет гнуться и ломаться (южнорусские Жиздринского уезда Калужской губ.). В семена кладут вареные яйца и бросают их на поле. Сеятель завязывает себе глаза, говоря при этом: «Как я не вижу белого света, так пусть птицы не видят моих семян» (севернорусское население Забайкалья).

Когда сеют лен, также кладут в семена вареные яйца и вместе с семенами бросают их на пашню. Дети подбирают их с земли и, прежде чем съесть, подбрасывают вверх, приговаривая: «Расти, лен, выше леса стоячего!» Эти яйца может съесть и сам сеятель (севернорусские Вологодского уезда и Тюменского уезда Тобольской губ.).

У русских особенно распространено суеверное требование, чтобы лен сеяли обнаженными. Но народному толкованию, в основе этого требования лежит стремление вызвать сострадание природы, чтобы она вырастила лен для одежды. Белорусы Витебской губ.

во время сева льна голыми катаются по земле в тех местах, где потом будут расстилать лен; это делается для того, чтобы лен рос длинным и волокнистым. У украинских девушек Херсонской губ. можно наблюдать в канун дня Андрея Первозванного (29 ноября) такое гаданье: все девушки выходят на улицу, снимают одежду, сеют лен на дороге и заметают его своими рубахами. Суженый должен прийти и забрать этот лен, т. е. девушка увидит своего суженого во сне. В наши дни уже стыдятся сеять лен голыми (иногда так еще сеют в лесах на подсеках), и потому от сеятеля требуется, чтобы он был хотя бы в рубахе, притом непременно в белоснежной (белорусы Чериковского уезда Могилевской губ.), тогда таким же будет и лен. Сеятель также ни в коем случае не должен свистеть. Он обязан хранить молчание и даже на приветствия может отвечать только безмолвным кивком (Черниговский уезд). Свист может привлечь леших: им тоже нужна одежда, и поэтому они могут украсть лен.

Чтобы в пшенице не появились сорняки, во время сева нельзя причесываться и поправлять шапку (севернорусское население Забайкалья).

Говоря о первом севе в обрядовом смысле не следует забывать, что, в сущности, он происходит в Новый год (§ 152). У южнорусского населения Рязанской губ. его проводят 25 декабря, в Рождество, когда между заутреней и обедней пастух обходит дома и «засевает» их со словами: «За живых, за плодовитых, за здоровье хозяину и хозяйке». Или: «Сею, засеваю летней пшеницей, овсом и гречихой, телятам, ягнятам и всем крестьянам». Пастух, так же как и новогодние посыпальщики, получает пирог. Украинцы часто смешивают зерна этих посівальщиків с семенами для посева.

§ 16. Обычно началом сбора урожая (зажин, зажинки) руководит женщина, в большинстве случаев хозяйка дома. Иногда для этого избирают женщину старую и богобоязненную или же у которой «легкая рука». Начинает она жатву обычно вечером — разумеется, в «счастливый» день. Жатва серном — самая тяжелая из всех сельскохозяйственных работ (Поистине страда), так как жнец весь день находится в наклонном положении под палящим солнцем. Неудивительно, что жнец в первую очередь думает о своем собственном здоровье: в особенности он стремится избежать появляющихся при жатве болей в спине. Ряд магических действий жницы, начинающей жатву, направлен на то, чтобы предупредить именно эти боли. На зажинки не выходят со двора через ворота, а проползают под забором, касаясь при этом спиной только верхней перекладины забора (севернорусские Вологодской губ.). Это прикосновение должно либо передать перекладине боль, либо заимствовать от нее силу и нечувствительность к боли (ср. лечение болезней протаскиванием больного сквозь расщепленное дерево или другие щели — см. § 109). С этой же целью русские и белорусы подпоясываются первым пучком сжатых стеблей,

свитых в жгут, и весь первый день работают с этим поясом. Кокетливые женщины ограничиваются тем, что засовывают такой пучок себе за пояс. Возможно, здесь мы имеем магическое перенесение боли на рожь или скорее — гибкости стеблей на поясницу. Белорусы Себежского уезда Витебской губ. начинают жатву магическим заклинанием: «Дай нам, боже, легко жать, чтоб спина не болела, чтоб руки не слабели, чтобы ноги не немели и голова не горела».

Жница берет с собой на поле еду: кусок хлеба, иногда также кусок свяченого в Пасху хлеба и просфору, освященную соль, кусок творога или сала, иной раз водку и, кроме того, громницу — восковую свечу, освященную в Сретенье (2 февраля). На поле она съедает всю принесенную еду, сидя на первом сжатом снопе или на жнивье: иногда она при этом поет особую песню. Белорусы Быховского уезда Могилевской губ. ставят на сверток с этой едой первый сноп. Первый сноп (зажинный сноп) обычно невелик, в нем всего три горсти колосьев. Из-за его небольшого объема его нередко называют бородка — например, белорусы Себежского уезда Витебской губ. Чаще, однако, белорусы называют его уважительно господар, т. е. хозяин — вероятно, потому, что, принеся этот сноп на плечах домой, его кладут в переднем углу и даже под образа. Прежде белорусы украшали зажинный сноп венком из цветов и колосьев.

Часть зажинного снопа оставляют в поле — очевидно, как жертвоприношение. Белорусы Рогачевского уезда Могилевской губ. оставляют даже весь сноп целиком, причем стоймя. Украинцы Кобринского уезда Гродненской губ. обычно оставляют на краю полосы две положенные крестообразно горсти колосьев. Южнорусские Мосальского уезда Калужской губ. три первых снопа оставляют на поле, а четвертый несут домой.

На Преображенье (6 августа) и Успенье Богородицы (15 августа) зажинные снопы или зерно из них несут в церковь и там ставят. Это зерно обычно служит семенами при засевках. Южно- русские Пронского уезда Рязанской губ. дают зажинный сноп овцам, чтоб они лучше плодились, а в Мосальском уезде Калужской губ. зерно из зажинного снопа ссыпают в закрома, чтобы хлеб уродился. Очевидно, в обоих случаях зажинный сноп путают с «последним» (дожинным). Украинцы Старобельского уезда Харьковской губ. считают зерно зажинного снопа целебным средством при грудных и горловых болезнях, а молодые белорусы Мстиславского уезда Могилевской губ. едят его с супом, чтобы девушки их любили.

Обрядовой пищей во время зажинок считается так называемое пряжмо — жаренные в масле цельные колосья ржи нового урожая (у белорусов Смоленской и Черниговской губ.). Русские Велико- луцкого уезда Псковской губ. варят крутую кашу из свежих ржаных зерен; при этом хозяйка дома бьет каждого ложкой по лбу и приговаривает: «Будь сыт одной кашей!»

Иногда зажинки сопровождаются еще одним семейным обрядом: приемом в семью молодой снохи. Сжав первый сноп, молодая женщина покрывает его платком или куском холста и, подойдя к свекрови, низко кланяется и просит свекровь благословить ее и принять от нее подарок (т. е. платок или холст со снопа). Свекровь благословляет ее, берет подарок, и вся семья тут же на поле что-нибудь ест (белорусы Слонимского уезда Гродненской губ. и южнорусские Медынского уезда Калужской губ.). В Минской губ. молодая сноха украшает первый сноп холстом не для свекрови, а для своего мужа.

До появления косилок и жаток восточные славяне пользовались при уборке урожая лишь двумя орудиями: серпом и косой. Рожь, пшеницу и ячмень они почти повсюду жали серпом. Полвека тому назад у южнорусских Бирюченского уезда Воронежской губ. считалось большим грехом косить пшеницу косой. Если плохую пшеницу нельзя было сжать серпом, ее вырывали с корнем. Напротив, гречиху, овес и горох почти везде косили. В Северной России часто жнут овес и теперь, а на юге уже давно стали все зерновые косить, особенно если хлеба низкие и редкие. Жнут в большинстве случаев, если не исключительно, женщины. Косят только мужчины, а женщины вяжут за ними снопы. Если жнец сразу же вяжет снопы, то всегда жгутом (так называемое перевясло, вязьмо), свитым из этих же стеблей. У белорусов есть специальное приспособление для вязания снопов, так называемая цурка. Это небольшая деревянная палочка, длиной примерно в 35 см, с зарубками на одном конце. Жница обычно носит ее на поясе. Она захватывает ею перевясло. Гораздо реже встречается другой метод — жать на горсти, или на ручки•, им пользуются, если во ржи много сорняков. Жнец срезает стебли серпом и сразу кладет их на землю, «горстями», т. е. маленькими пучками, какие он может захватить рукой. Когда трава в этих пучках высохнет на солнце, он связывает 3—5 таких пучков в сноп. Снопы бывают самой разной величины, от 20 до 80 см в диаметре. Тонкие снопы легче молотить, однако требуется больше времени на то, чтобы их вязать.

На севере (в Вологодской губ. и в соседних районах, а также в Сибири) косят сено только одним видом косы, с коротким, не длиннее 1 метра косовищем (так называемая горбуша). Эта коса очень похожа на большой, широкий и тяжелый серп, но только без зазубрин на лезвии. Работая этой косой, косарь все время остается в наклонном положении и машет ею попеременно в обе стороны. См. рис. 12, на котором кроме горбуши из Вологодской губ. (по рисунку Н. Иваницкого) изображено правило для нее. Эти горбуши, изготовленные местными кузнецами, легко гнутся, когда их правят, даже заложив в прорезь так называемые правила. Обычно косы называют литовки (собственно «литовские», или пришедшие из западных, т. е. белорусских, районов) или стойки (т. е. косы, которыми косят стоя, не сгибаясь). Их употреблению препятствуют кочки, кустарники и низкорослые травы.
Во всех других областях России горбуша неизвестна; там косят обычными косами. Сено, как и плохо уродившийся хлеб, косят на голую косу или на гребок. В этом случае хлеб не вяжут в снопы, а сгребают как сено. Обычные хлеба косят на крюк (под крюк, на грабки, на лучок, крючить). Крюк — это тоже коса, но только снабженная деревянным крюком, а чаще небольшими граблями (грабельцы) с. тремя (у белорусов и украинцев) или пятью (у русских) длинными деревянными зубьями. Стебли, скошенные такой косой, остаются на грабельцах и, падая с них, ложатся ровными рядами, колосьями в одну сторону, так что их удобно вязать в снопы.
На рис. 13 (по А. Сержпутовскому) изображены белорусские орудия: коса без грабель (а), коса с грабельцами (b), небольшая наковальня (бабка, клепало, ковадло, севрус. коваленка — с), на которой лезвие косы куют или отбивают молотком (d), песочница (е), т. е. конусообразный сосуд с водой или песком, который косарь носит на поясе и в который кладут точильный брусок (f), чтобы точить косу, и, наконец, деревянная лопатка (белорус. трапышка, ментушка, сцепалка) с нарезкой (g), которую окунают в воду, посыпают песком и используют для заточки косы (лопатят, белорус. трапышат).
В отличие от жатвы сенокос (укр. косовиця) считается одной из самых приятных нолевых работ. Женщины, которые не косят, а только сгребают сено, надевают праздничную одежду. Косари идут на работу с песнями. В артели украинских косарей всегда избирается отаман, который следит за тем, чтобы работа шла ритмично и никто не отставал на своей ручке (т. е. на прокосе шириной в размах косы). Женщины и девушки ворошат скошенную траву граблями, чтобы она лучше сохла. Сухое сено сгребают в длинные валы, которые затем собирают в копны, т. е. высокие кучи сена весом по 50— 120 кг. Женщины, оставшиеся дома, обычно идут мыть ложки, т. е. помогать по хозяйству тем соседкам, у которых в семье много косарей. Здесь пьют косарщину и веселой гурьбой (так называемая ведмедиця, т. е. медведица) ходят с песнями по деревне (Сосницкий уезд Черниговской губ.).

§ 17. Укладка и сушка снопов. У восточных славян древнейшим приспособлением для сушки снопов на поле считается так называемый озород (белорус, азерод, севрус. обзурод, зарод, заколья, прясло), название которого генетически связано с литовским žardas (сооружение на поле для сушки снопов). Наиболее примитивный вид озорода севернорусские называют островины, острой, шоромы, а белорусы — стривья. Это еловые стволы с многочисленными сучьями, поставленные так, что образуют конус. Обычно на них сушат горох (со стеблями), реже — овес, лен в снопах и сено.
Озород похож на высокий забор или на большую, широкую лестницу (см. рис. 14 — белорусский озород Игуменского уезда Минской губ.). В землю вкапывают два или три столба, в которых на расстоянии 35 см друг от друга сделаны отверстия. Сквозь эти отверстия пропущены жерди длиной в 4,5 м и больше. Таких жердей бывает от 3 до 15. Иногда вместо столбов в землю рядом друг с другом забивают колья, соединенные попарно. Снопы укладывают между двумя жердями так, чтобы один конец снопа свисал на одну сторону, а другой на другую. Эти сооружения ставят на полях, расположенных недалеко от деревни, с таким расчетом, чтобы преобладающие в этой местности ветры были направлены перпендикулярно к ним.
Из таких озородов позднее развились продолговатые скирды и стога сена. Яйцевидные скирды и стоги возникли из описанных выше простейших островин, или шором. Русские строго разграничивают эти два вида стогов: 1) круглые или скорее яйцевидные называются копна, одонье, стог, кое-где круглыш, кабан; снопы в них кладут лучами; 2) продолговатые — обзурод, зарод, кладь, кладуха•, часть между двумя столбами (стожарами) называют промежек, пройма, заколина. Круглые всегда выше продолговатых. Ширина этих последних часто равна длине двух снопов. Для южнорусских и белорусов характерны круглые стога и скирды, для севернорусских — продолговатые. Рис. 15 и 16 дают изображение круглого белорусского стога из Могилевской губ. и продолговатого севернорусского зарода из Вологодской губ.
Прежде чем сложить снопы в скирды или отвезти их на ток, их временно укладывают на поле. У восточных славян существует три формы укладки снопов: суслон, или бабка, крестец и копа. Очевидно, наиболее древней является копа. Она сохранилась у украинцев и отчасти у белорусов. Очень сомнительно, однако, чтобы она всегда состояла из 60 снопов, как теперь. Вероятно, это количество возникло позже (круглое число). Наряду с этой копой появились новые единицы: полукіпок из 30 и п’ятка из 5 снопов.

У русских воспоминание о копе сохранилось только в слове копна. У них возникла новая единица: бабка, или суслон (диалектные названия — обабок, стойка, груда, кладок). Обычное количество снопов здесь 10, но есть суслоны из 5 (овес и ячмень), 12, 14 и даже 22 снопов. Один сноп ставят в центре, 8 прислоняют к нему также стоймя, и еще одним (реже тремя) прикрывают остальные сверху, как раскрытым зонтом или развернутым веером. Эта покрышка дала суслону названия бабка, обабок, потому что она похожа на головной убор замужней женщины. У русских этот способ укладывания снопов распространен повсеместно; он известен также белорусам и носит у них название бабка.

Более новым является третий способ, так называемый крестец, который, однако, характерен только для южнорусских. Хотя он встречается и у севернорусских, но здесь это более позднее культурное заимствование. В этом случае снопы не ставят; их кладут крестом, колосьями друг к другу, а комлями в разные стороны. Последний сноп кладут на них сверху, как крышу. Обычное количество снопов в крестце — 13, иногда меньше (начиная с 10) или больше (до 20 и более). Крестцы меньше страдают от дождя и ветра, зато в бабках хлеб сохнет быстрее и здесь менее опасны мыши. Для защиты от мышей скирды обычно ставят на довольно высоких местах. Существуют и магические средства защиты скирд от мышей: когда начинают подвозить снопы, в основу скирды закладывают камень (например, украинцы Старобельского уезда Харьковской губ.) или березовые ветки, которыми были украшены дома на Троицу (у белорусов).

§ 18. Конец жатвы (дожинки, обжинки) отмечают обильным угощением жнецов и хозяев. При этом основным обрядовым блюдом считается крутая каша или так называемый саламат, т. е. густая каша из овсяной муки с салом и маслом (севернорусские), которая магически содействует плодородию хлебов будущего года. Другие ритуальные блюда — пироги с кашей (Мглинский уезд Черниговской губ.), яичница (у севернорусских — пожиналь- ница), иногда блины, пиво, вино и мед. Трапеза происходит в доме хозяина; перед началом хозяину подносят венок из колосьев. Плетение этого венка связано с особым обрядом (завивáнье бороды) .

А. Розенфельд в 1880 году так описывает этот обряд у белорусов (Минская губ.): «Перед окончанием жатвы в среднем загоне оставляют небольшой круг несжатой ржи; все жнеи три раза обходят вокруг несжатого места и понемножку сжинают его, оставив стебля 3—4, которые потом связывают красной ниткой или лентой; выкапывают около них маленькую ямку и кладут в нее хлеб с солью, приговаривая: „Дай же, Боже, каб на лето урадзило"; затем выпалывают вокруг траву, обернув руку рукавом рубахи или передником. (Прикрытая, не голая рука — символ богатства и изобилия.) Хозяйка сама ломает оставшиеся стебли, не вырывая их из земли, и закапывает вместе с хлебом и солью. Жнеи оборачивают свои серпы житом и приговаривают, обращаясь к серпу: „На, ешь, не кусай моих рук; дай же, Боже, каб хвацило хлеба, каб ўсяго было досыць“. Наконец, жнеи вьют венок из колосьев, собранных на поле или отрезанных от снопа, кладут его на голову девушки, которая умеет виншоваць (приветствовать), и с песнями идут домой» (ОР РГО, II, 696).

Этот обряд известен не только белорусам, он широко распространен у всех восточных славян. Основные его элементы следующие.

Несколько последних стеблей на поле не сжинают. Этот пучок носит названия борода, козá, козýлька (Зарайский уезд, Рязанской губ.) и др., куст (белорусы Витебской губ.), перепелица (украинцы Гродненской губ.). Только в Белоруссии в двух местах (Гродненский и Минский уезды) этот пучок колосьев под конец срезают серпом под самый корень или выдергивают из земли. В этом случае его кладут в середину последнего, обрядового стога.

Вообще же этот пучок завивают или заламывают так, что колосья свешиваются до земли (украинцы Волыни, севернорусские Никольского уезда Вологодской губ. и Череповецкого уезда Новгородской губ.). Затем землю вокруг него очищают от сорняков и после этого прижимают пучок к земле, положив на него камни (белорусы Брестского уезда Гродненской губ.), или катаются по нему, причем произносят заклинания (белорусы Витебской губ.). Иногда этот пучок вместе с куском хлеба закапывают в землю (Минская губ.). Чаще закапывают или сеют также несколько зерен колосьев бороды (украинцы Волыни) или же закапывают только кусок хлеба (белорусы Черниговской губ.), приговаривая: «Дай, Боже, урожая всякому, хоть бедному, хоть богатому!» После этого завтракают, усевшись в кружок (украинцы Волыни, Костромской губ., Бельский уезд Смоленской губ.).

Такая форма обряда представляется нам наиболее древней: в ней отчетливо виден магический сев для будущего года. Дальнейшее развитие привело к следующим вариантам обряда. Несжатый пучок стеблей перевязывают вверху, около колосьев, ржаной соломинкой, красной ниткой или лентой. В Зарайском уезде Рязанской губ. эти несжатые стебли образуют круг диаметром примерно 70 см или меньше. Стебли из середины этого круга сжинают для обрядового снопа. Несжатые стебли круглой бороды, связанные наверху, имеют вид игрушечной беседки. Севернорусские иногда делают вокруг бороды нечто вроде забора из колосьев ржи (Вологодская и Костромская губ.), а белорусы кладут вокруг нее камешки (Гродненская губ.). Нередко бороду украшают цветами (Архангельская, Могилевская губ.). На землю внутри бороды кладут камень, изображающий стол, иногда даже четыре камня, на которые укладывают крест-накрест два пучка ржи нового урожая (Минский уезд). Реже кладут на землю вместо камня чистую тряпку, которая, конечно, должна представлять собой скатерть (белорусы Быховского и Гомельского уездов Могилевской губ.). Иногда этот камень поливают водой (Гродненская губ.). Однако кусок хлеба с солью кладут на камень или на тряпку повсюду. Иногда хлеб не кладут на землю, а привязывают к бороде (русские Свияжского уезда Казанской губ., Мосальского уезда Калужской губ. и других уездов). Здесь совершенно отчетливо проступает мотив подготовки к трапезе, к жертвоприношению.

Современные народные толкования этого обряда чрезвычайно разнообразны. О несжатом пучке колосьев обычно говорят, что это борода для пророка Ильи (Ильин день — 20 июля), для Бога, для Христа, для Спасителя, для святого Николая. В песнях, однако, эту бороду, медом политую и шелком обвитую, почти всегда предназначают хозяину поля. Белорусы иногда называют эту бороду долей, выделенной животным (Гродненская губ.), хотя рядом с ней иногда оставляют горсть колосьев и кусочек хлеба для мышей (белорусы Брестского уезда Гродненской губ., украинцы Старо- константиновского уезда Волынской губ.).

У этого обряда имеются зооморфные черты, однако они проступают недостаточно отчетливо. Украинцы Вельского уезда (Гродненская губ.) говорят о завитой бороде: «ізловили перепелицю». С этим можно сопоставить песню, которую поют белорусы Брестского уезда Гродненской губ., притаптывая бороду к земле.

Ой вылень, перепелко,
Во уже у нас жита только!
Як не будеш вылетати,
Будем в поле зимовати!

Не исключено, что это можно рассматривать как заклинание осени, которая снова вступает в свои права и заставляет улетать перелетных птиц.

У русских очень распространено другое, хотя и не характерное, название для бороды — коза; оно относится также к той полосе, которая достается жнецу во время жатвы, причем никакой связи с упомянутым обрядом тут нет. Русское слово «коза» имеет различные значения, и вышеприведенное значение может не зависеть от названия животного. Кое-где песня о бородах двух хозяев, красивой и грязной, поется от имени козла (белорусы Витебского уезда, украинцы Глуховского уезда Черниговской губ.); однако украинцы (Сосницкий и Новгород-Северный уезды Черниговской губ.) приписывают ее ворону, а жители лесных районов (украинцы и белорусы Сосницкого уезда и Гомельского уезда Могилевской губ.) — даже медведю. Основная тема этой песни — восхваление хозяина поля — ни в какой мере не связана с возникновением самого обряда. Когда белорусы Минской губ. выпалывают вокруг «бороды» сорняки, они зовут на помощь зверей (медведей, лис и др.) (М. Дмитриев, 1869)
В заговорах, которые произносят в разные моменты обряда, в большинстве случаев выражено желание получить на будущий год хороший урожай, например: «Мы тебе даем, Илья, эту бороду, а ты дай нам кучу зерна!» (Вологодская губ.) или «Вырасти нам на будущий год овес, накорми нашего доброго коня!» (северно- русские Никольского уезда Вологодской губ.); «Пусть к этому хозяину приходят, чтобы покупать и взаймы брать! Кто зерна поест, если девица — замуж выйдет, если молодец — женится. Если женщина — дитя родит; если корова — теленка принесет; если овца — двух ягнят принесет!» (Устюгский уезд Вологодской губ.). В этих заклинаниях вообще много говорится о животных. Так же часто желают счастья жнецам. В Шенкурском уезде Архангельской губ. жнецы, закончив жатву, выкрикивают хором: «Тебе, поле, красота, красота, а мне легота, легота!» Катаясь перед бородой по полю, они говорят: «Полюшко, полюшко! Дай силы на другое поле! Коню — сала, полю — навоза, а мне — здоровья! Дай нам боже будущим летом собрать еще больший урожай!» (белорусы Быховского уезда Могилевской губ.). Между тем старшая из жниц, сидя перед «бородой», бросает через голову серпы, чтобы в будущем жницы были здоровы (Зарайский уезд Рязанской губ.). Иногда обвивают также рукоятки серпов соломой, чтобы в будущем не порезать во время жатвы руки (Минский и Гомельский уезды).

Как известно, В. Маннгардт на основании античных и германских источников пришел к выводу о существовании особых демонов хлебов, с которыми связаны аналогичные дожиночные обряды в Германии. Это демоны с характерными зооморфными чертами, они убегают от жнецов и ищут убежища в последнем снопе или в последнем пучке несжатых хлебов. У восточных соседей русских — поволжских финно-угров аналогичные обряды связаны с культом предков. Например, мордва Самарской губ. ежегодно отмечает день поминовения умершего деда (или бабки, отца) следующим образом: осенью оставляют на поле не сжатой часть урожая, и именно здесь устраивают праздник поминовения. Каждый из участников срезает в память об умершем немного стеблей, кладет их к несжатым, повернув к ним колосьями, и, не связав в сноп, оставляет там для умерших. При этом приговаривают: «Дедушка, желаем, чтобы Бог дал тебе на том свете вечный покой, а нам доброе здоровье». После этого едят взятую с собой пищу и пьют вино и пиво (ОР РГО, III, 1295).

В обрядах восточных славян мы не находим отчетливых следов ни того, ни другого культа. Бесспорны лишь магические действия, цель которых — обеспечить хороший урожай на следующий год. Таков, например, магический сев семян из бороды, который сразу же приносит богатые плоды и в виде чистого хлеба. В других случаях как бы приносят в жертву зерно, однако неясно, кому предназначена эта жертва. Хотя восточным славянам известны духи полей (полудница, полевик), однако основная функция этих духов — охрана посевов. Их образ недостаточно отчетлив и ясен, ничто не свидетельствует о их связи с «бородой», и нет также никаких данных о их зооморфных чертах.

Все элементы этого обряда имеют ясно выраженный магический характер. Е. Романов (с. 263) сообщает, как толкуют этот обряд белорусы (Гомельский уезд Могилевской губ.): тщательное выкапывание сорняков вокруг бороды должно обеспечить «чистоту» посевов в будущем году: полив бороды водой должен предотвратить засуху. Жницы ложатся рядом с бородой на землю, чтобы на будущий год тяжелые колосья клонились к земле. Поднявшись с земли, жницы моют руки водой, чтобы на будущий год хлеба были «чистыми». Согласно П. Чубинскому, украинцы заставляют мальчиков проползать под стеблями бороды. Вероятно, это следует понимать так: хлеба должны подняться настолько высоко, чтобы человек мог в них скрыться. У севернорусских Вологодской и Костромской губ. жнут последние снопы в полнейшем молчании: считается, что в противном случае зимою будет реветь скот (вероятно, от голода?).

Связь, которую усматривает Е. Карский («Белоруссы», III, с. 133) между этим обрядом и рождественской карнавальной обрядностью, где фигурирует ряженая коза, приходится признать недоказанной. «Завивание бороды» имеет признаки глубокой древности, а ряженая коза — довольно позднее заимствование с Запада. Магический акт, аналогичный завиванию бороды, пытались увидеть в заломах (§ 19). Там, как и здесь, растительная сила злаков направляется в землю. При окончании жатвы это естественно; сила растений, сохраняющаяся в течение зимы в недрах земли, весной должна пойти на пользу хозяина поля. Напротив, при заломах сила растений обращена на благо колдуна — соперника (см. ниже, § 19).

Одновременно с завиванием бороды украинцы плетут венок из колосьев, а севернорусские вяжут особый сноп, так называемый пожинальник, обжинок, мирской сноп, кумушка, именинник. Венок украшают цветами. Его надевают на голову лучшей жнице, приносят в дом хозяина поля и надевают ему на голову. Иногда одновременно с этим венком плетут еще крест из колосьев. Хозяин кладет и то и другое под образа. Затем зерно из колосьев венка святят в церкви и сеют его во время засевок. У белорусов мы видим и венок и обрядовый сноп. Последний они также называют борода (Черниговская губ.) и баба. Второе название связано с величиной снопа, а также с тем, что иногда (Бельский уезд Смоленской губ.) этот сноп повязывают платком и надевают на него рубаху, т. е. придают ему антропоморфные черты. Сноп этот также ставят под образа. В севернорусских районах, однако, скармливают этот сноп скоту при первом кормлении (закармливают) в праздник Покрова Богородицы (1 октября), т. е. с него начинают зимнее кормление скота в хлевах.

У севернорусских с этим снопом связаны обряды изгнания из дома мух и других насекомых. В Вологодской и Костромской губ., выгоняя мух, приговаривают: «Мухи вон, хозяин
(т. е. обрядовый сноп) в дом!» Во Владимирской губ. говорят: «Мухи! Мы с поля, а вы в поле!» В Череповецком уезде гонят мух березовым прутом, который при возвращении с поля втыкают в последний сноп (пожинальник).

§ 19. По представлениям восточных славян, злые люди, особенно колдуны и ведьмы, устраивают на хлебных полях или, реже, на сенокосах так называемые заломы, т. е. надламывают хлеба. Эти заломы известны и под другими названиями: закрутка (укр. и рус.), закрута (белорус.), закрутень (белорус.), завиток (белорус, и южрус.), завивка, завой, завиття, завёртка (укр.), кукла, куколка (южрус.).

Заломы устраивают разными способами. Переламывают пучок стеблей так, что колосья прижимаются к земле (это и есть собственно залом). Или пучок стеблей скручивают в жгут и завязывают узлом и при этом часто втыкают колосья в землю (укр.) — это так называемая закрутка. Иногда свивают в жгут два соседних пучка стеблей и дугой загибают их кверху (Гомельский уезд Могилевской губ.). Бывает и так, что кладут крест-накрест четыре пучка, надломив их внизу, а верхушки, пригнув к середине и перевив их (Минская губ.). Иной раз сплетают стебли в обруч или венок (Мозырский и Слуцкий уезды Минской губ.). Иногда же связывают их волосами, ниткой или красной лентой (Слуцкий уезд).

В наши дни основное значение придают не самому залому, а тем заговорам, которые при этом произносят. Назначение заломов двоякое. Во-первых, отнять у хлебов урожайность; хлеба на такой полосе дадут мало зерна, потому что нечистая сила перенесет это зерно в закрома колдуна, который устроил залом. Во-вторых, он принесет беду хозяину поля или жнецу, или же тому, кто станет есть хлеб из зерен залома. Кроме хозяина нередко страдает и жнец, особенно если он дотрагивается до сломанных стеблей или жнет их, а также скот, который съест сжатую в таком месте солому. Обычно они тяжело и даже смертельно заболевают. Все зависит от заговора. Кравченко приводит такой случай из Глуховского уезда Могилевской губ.: один солдат еще в детстве выучился у своей матери всевозможным колдовским приемам, в том числе и заломам. Время от времени наступает момент, когда он ощущает непреодолимую потребность устроить залом: у него «сердце горит». Если он в этот момент в пути, то понукает возницу: «Быстрее! А не то я устрою залом у тебя на голове!» Обычно этот солдат- колдун устраивает залом, чтобы причинить мелкие неприятности — например, сломать ось при перевозке снопов 1. В 1911 году в том же Глуховском уезде Кравченко записал образец заговора:

Хто буде жать,
Того буде таскать;
Хто буде малатить,
Того буде калатить:
Хто буде ести —
Той буде на стенку лезти...2

Обычно залом устраивают во время цветения ржи и других злаков. Украинцы часто связывают его с ночью на Ива а Купала 24 июня, южнорусские — с семиком, когда во ржи бегают русалки (Мосальский уезд Калужской губ.). Залом появляется ночью перед восходом солнца (Слуцкий уезд Минской губ.) или на вечерней заре (Глуховский уезд Могилевской губ.). При этом ведьмы ходят нагие и с распущенными волосами (Гомельский уезд Могилевской губ.). Место для залома выбирают с таким расчетом, чтобы он был виден хозяину поля, — например, у дороги и на краю поля (Слуцкий уезд).

Так как прикасаться к надломленным хлебам очень опасно, а жать их или есть из их зерна еще опаснее, то пользуются различными способами, чтобы их уничтожить. Обычно обращаются к знахарю или к священнику. Нынешние знахари пускают в ход всевозможные безобидные средства, чтобы выманить у легковерных людей деньги. Украинцы прикрывают иногда залом свиным навозом, а сверху — конским. Белорусы сжигают залом прямо на месте, прикрыв его дырявым горшком или щепками от осины, сожженной молнией (Минская губ.). Залом огораживают девятью осиновыми колышками, бросают туда сноп соломы и поджигают ее (Ровенский уезд Волынской губ.). Южнорусские выдергивают залом из земли с помощью расщепленного осинового кола или кочерги (Тульская, Орловская губ.). Если приглашают священника, он читает специальную молитву (в старых униатских молитвенниках предусмотрен особый церковный ритуал сожжения залома); за ем он выдергивает залом рукой, обернутой епитрахилью, и сжигает его (Гомельский уезд и др. районы). Знахарь не всегда сжигает залом. Иногда он бросает его с камнем в воду, чтобы тот, кто этот залом устроил, утонул. Залом даже кладут в чью-либо могилу, чтобы виновник умер (Мозырский уезд Минской губ.).

Обычно исследователи считают заломы разновидностью колдовских узлов (наузы). Однако при этом многое остается неясным; к тому же в заломах очень часто нет никаких узлов. Очевидно, древнейшим следует считать такой залом, в котором колосья втыкают в землю (об этом сообщают Чубинский, Романов и др.). Заговор одного белорусского знахаря (Минск) при заломе звучит так: «Ломаю залом, колосья — вниз, на его волов, колосья в землю, на его семью!» (Демидович, 1896, см. гл. XII, § 170). В заговорах, связанных с земледелием, очень распространен мотив пожелания зла: пусть вегетационная сила посевов пойдет не вверх, а вниз, чтобы хлеб пророс в землю и хозяин поля не снял урожая. Ср. выше (§ 15) заговор белорусского сеятеля (Себеж- ский уезд Витебской губ.), который не смог опередить человека, сеявшего такие же семена на соседнем поле: «Пусть у соседа рожь взойдет ростками вниз, а корнями вверх!» (Анимелле, 1854). Ср. черемисского знахаря, который весной выкапывает на чужой полосе немного озимых и сажает их корнями вверх на своем поле: этим он отнимает всхожесть у посевов соседа и увеличивает ее у своих (ОР РГО, I, 433).

Если вегетационная сила растений уходит в землю, то знахарь может направить ее на свое поле, что он и делает. В этом мы и видим первоначальную цель залома. Другие виды залома, сопровождающиеся пожеланиями различных бед, появились позднее: потеря вегетационной силы посевов ведет, разумеется, к болезням и смерти тех, кто должен получить от этих посевов пищу, т. е. семьи хозяина заколдованной полосы и его скота.

Можно установить определенное сходство между заломом и завиванием бороды при окончании жатвы (§ 18). И там и тут колосья втыкают в землю, тем самым направляя туда вегатационную силу хлебов. Однако заломы устраивают в момент наивысшего расцвета растений (во время цветения ржи), в то время как осенью, к окончанию жатвы их вегетационная сила уменьшается. В первом случае ее стараются обратить на благо колдуна-сопер- ника, а во втором — на благо хозяина поля: сохраненная в недрах «матери-земли» в течение всей зимы, она обеспечит буйный рост посевов весной.

У белорусов Корбинского уезда Гродненской губ. кроме заломов существуют еще обжатые полосы, т. е. тайком сжинают в конце полосы несколько стеблей. Предполагается, что колдуны и ведьмы, обнаженные, приходят ночью с серпами на поле во время цветения ржи, обходят все поле и сжинают на каждой полосе несколько стеблей, которые прячут в своих амбарах. Благодаря этому нечистая сила во время перевозки снопов с поля переносит в амбары колдунов значительную часть чужого урожая. Если какой-нибудь неопытный колдун обжал вместо цветущей ржи куст, осенью его амбары наполнятся листьями и ветками (Крачковский).

Более широко известны, главным образом у русских, так называемые прожины, или пережины. Так называют узкие длинные полоски (длиной в полосу и даже в целое поле), с которых совершенно загадочным образом исчезают колосья. Посевы на таких прожинах не вытоптаны, и создается впечатление, будто кто-то уничтожил колосья с воздуха. Эти следы насекомых или удара молнии крестьяне приписывают деятельности колдунов, которые таким способом присваивают урожайность чужих хлебов. Считается, что колдуны привязывают к ногам особые ножницы (Орел, Тула) или икону и передвигаются на них по полю как на лыжах (Пошехонье).

§ 20. Овины. В болотах и лесах, где живут севернорусские и белорусы, до сих пор сохранилась сушка снопов в овинах, хотя теперь это делают редко. До начала XX в. овины существовали здесь повсюду, и лишь широкое распространение молотилок привело к быстрому их исчезновению. В Поволжье и на Урале, где на задах деревень можно еще увидеть заросшие травой ямы на месте прежних овинов, молодежь не имеет о них никакого представления и даже не знает такого слова.

В 1856 г. В. Селиванов описал в Зарайском уезде (Рязанская губ.) устройство, в котором можно узнать зачаток овина. Прежде чем начать мять лен на льномялке, его сушат над ямой. За деревней, в овраге или у реки, выкапывают яму глубиной в 1—2 м, шириной в 80 см и больше и длиной в 2 м. В яме разжигают небольшой костер из щепок и хвороста. Над ямой укладывают в длину 2 и 3 жерди. Работница связывает снопы льна, кладет их на жерди над огнем, через полминуты переворачивает их и только после этого начинает мять.

Простейшая разновидность овина для сушки снопов носит название шиш (т. е. конус?). Такие шиши сохранились у поволжских финно-угров. У севернорусских их до последнего времени можно было видеть на Средней Волге и в Восточной Сибири. Недавно открытый в Москве музей Центральной промышленной области показал, что шиши, как это ни невероятно, существуют около Москвы в Дмитровском уезде (см. рис. 17—18, выполненный Б. А. Куфтиным и принадлежащий этому музею).

Для шиша выкапывают в земле яму глубиной в 1 —1,5 м. Вокруг нее устанавливают конусом 6—12 жердей и связывают их верхние концы. Затем разводят в яме огонь. Около жердей укладывают снопы колосьями внутрь. Современный московский шиш несколько сложней: над ямой устроен помост (так называемый потник), который покрывает не всю яму, оставляя часть ее (так называемая лазня открытой, так что в яму можно влезть. Жердей, составленных в конус, гораздо больше, причем часть из них внизу прикреплена к горизонтальному бревну, лежащему около лазни. Вокруг этого конуса (здесь он называется колпак или круг) ставят легкое сооружение (местное название шиш). Каркас этого сооружения еще не покрыт соломой (см. рис. 18).

Настоящий овин (белорус, асець, ёвня) — это грубая бревенчатая постройка, в которой помещается 200 — 500 снопов (обычное число 325). Он состоит из ямы (подовинье, загара, подлаз) и верхнего яруса. В яме ставят печь без трубы. Раньше в овинах не было печей, длинные поленья жгли в них прямо на земле. Глубина ямы 150—210 см. Над ее стенками — бревенчатый сруб, или частокол, или каменная кладка. При ширине, равной ширине ямы, длина этого сооружения меньше ее длины. Та часть ямы, над которой сруба нет, служит входом (предовинъе, подлаз). Она отделена от всей ямы особой стенкой (красная стена), не доходящей до дна на 80 см. Таким образом, получается отверстие, которое служит вентиляционным ходом ямы. Через него же влезает в яму истопник.

Верхний, наземный ярус овина отделен от ямы бревенчатым полом, который непременно обмазан сверху глиной (так называемый под). С одной, а иногда и с обеих сторон этого пода оставляют отверстие (так называемая пазуха, паз, продух, пазушина) для выхода дыма и тепла из ямы в овин. На высоте 60 см над подом помещают так называемые колосники (цапки) — жерди для сушки снопов. Этот помост из жердей носит названия садило, сушило, насад; жерди подвижны, расстояние между ними равно 9—15 см. Потолка у овина нет, от снега и дождя его защищает только крыша.

Дым и пар, возникающие при сушке снопов, в овине не задерживаются. В его передней стене, обращенной к току, два окна. Верхнее немного больше, и в него забрасывают снопы для просушки и выбрасывают высушенные. Нижнее окно меньшего размера на одном уровне с подом, и через него выметают колосья и зерно, упавшие сквозь колосники. На рис. 19а изображен украинский овин (осеть) из Черниговского уезда, на рис. 19б — внутреннее помещение овина с тремя колосниками (Слобода Чернечья, фотографии из Украинского музея в Харькове).

Гораздо реже, чем в поду, делают пазуху овина в красной стене, несколько выше пода (Боровичи, описание Синозерского). В этих случаях дым идет под колосниками в сторону, и угроза пожара меньше.

Рига отличается от овина тем, что у нее нет ямы, т. е. нижнего яруса. В риге сушат снопы под потолком, и в ней непременно должна быть печь, которая находится не под снопами, а сбоку от них.

Согласно народным верованиям, в яме овина живет овинник или подовинник, овинный батюшка (белорус, ёвнік, асэтнік, гуменнік). Облик у него неопределенный. Севернорусские Вельского уезда (Вологодская губ.) считают его человеком обычного роста с длинными, растрепанными, дымчатыми волосами. Полагают, что овинник труслив, так как он убегает от людей. В Пошехонье он появляется в образе черного кота. Функции его также весьма неопределенны. Обычно ему приписывают частые пожары. В Твери рассказывают, что иногда чужой овинник прогоняет хозяина из ямы и даже поджигает овин, хотя при этом неизбежно возникает драка между своим и чужим овинником. Дерутся они головешками. В Пудоже (Олонецкая губ.) овинников считают добрыми духами.

Возможно, в овиннике объединились черты кобольда с чертами духа огня. В одной древнерусской проповеди упоминается молитва

«огню под овином». В наши дни осенью, 4 сентября и 1 ноября, в овине или около него режут кур: петуху отрезают голову и ноги на пороге овина (Пошехонье, Орловская губ.). Разумеется, это можно считать жертвой духу овина. В Тарусе (Калужская губ.) существует обычай — поминовение риги. Он состоит в том, что по окончании молотьбы пекут блины, приносят их в ригу и кладут там на печь (Харузина, 1906, см. гл. III, § 55). Праздничные дни, в которые запрещено топить ригу, называются именины овина, реже — именины овинника. Такие дни: Воздвиженье (14 сентября), день Феклы Заревницы (24 сентября) и праздник Покрова пресвятой Богородицы (1 октября).

§ 21. Молотьба. Восточные славяне знали все три способа молотьбы: топтанье, волочение и битье. Преобладает, однако, третий способ — битье цепом.

Белорусы, чтобы выбить зерно из колосьев, топчут и растирают просо босыми ногами (Еремич, 1867; Сержпутовский, 1910). Лошадьми топчут колосья двумя способами: без телеги и с телегой. В Твери скошенный овес расстилают на току и ездят по нему на лошадях. На первую лошадь садится мальчик и правит ею так, чтобы она все время шла рядом с тем местом, которое было перед этим пройдено. Повод второй лошади привязывали к хвосту первой, третьей — ко второй, четвертой — к третьей. Если лошадей или быков запрягают в обычную телегу, утяжеленную каким-либо грузом, то зерно вымолачивают не только копыта животных, но и колеса телеги.

Украинцы называют одним и тем же словом молотьбу с помощью скота и телеги и молотьбу катком. Это называется гарма- ніти, гарманувати. Ток как для того, так и для другого они называют гарман, а каток — коток, гарманка. Каток делают из известняка. Это вал длиной в 100—120 см. По всей длине у него 4—6 прямых выступов высотой в 7 — 9 см. Поперечный разрез этого катка имеет вид пятиконечной звезды; радиус каждого луча этой звезды равен 30—40 см. Вращаясь, каток своими выступами вымолачивает зерно (Херсонская губ.).

С этим катком сходна сибирская молотяга (рис. 20). Правда, она сделана не из камня, а из ствола лиственницы, а вместо выступов здесь зубья длиной в 18—23 см. Иногда соединяют два таких валка, вставив их в четырехугольную раму (Иркутская губ.). Похожими деревянными валками из одного или двух коротких березовых стволов с 7 рядами зубьев или пальцев пользовались уже около 1850 г. Нижегородской губ. Их называли медведь. Зубья этого катка были похожи на лошадиное копыто.

У украинцев Кубани и Бессарабии имеется так называемая мялка, или диканы 1. Это широкая доска, передний конец которой загнут вверх, а в нижнюю поверхность забиты осколки кремния или мелкие железные пластинки.

Молотьба катком относится к молотьбе волочением. По-види- мому, для восточных славян это позднее культурное заимствование.

1 Новогреч. δουκάνι из дренегреч. τυκάνη широко распространена в наши дни в Греции и Македонии (как сообщает и письме М. Фасмер).

Древнейшим видом молотьбы битьем следует считать тот, который южнорусские обозначают глаголом старновать или тарновать. Орудиями при этом еще не пользуются. Работник берет обеими руками сноп или часть снопа за нижний конец и хлещет колосьями о края или стенки бочки, о доску или о верхнюю часть плетеного кузова повозки (Рязанская губ. и другие места). Севернорусские называют такой способ просто хвостать (т. е. бить, колотить). Этот вид молотьбы теперь встречается редко и только в порядке исключения, если нужно срочно получить немного зерна па семена или на хлеб. Он непрактичен, так как при нем много зерна остается необмолоченным. После такой молотьбы снопы часто снова сушат в овине и еще раз молотят. Преимущество же его заключается в том, что при этом сохраняется неповрежденной солома. Теперь глагол старновать приобрел более широкое употребление и означает всякую молотьбу, при которой остается целой солома и сохраняется сноп (околот, обмолоток, обивки). В настоящее время старнованье отличается от обычного обмолота ценами лишь тем, что на нижний конец снопа, развязав перевязь, кладут в качестве груза палку, а после обмолота снопы снова связывают. Впрочем, бывает и так, что снопы при этом не развязывают.

Далее существует молотьба орудием, которое называется палица, пральник, валёк, кичига. Оно похоже на валёк, которым колотят белье при стирке в реке, только немного больше. Белорусы называют его праник (рис. 21, № 6, взято у А. Сержпутовского). Этим орудием везде молотят лен и коноплю. Молотят каждый сноп отдельно, причем верхушку его кладут на доску. Только на севере (Архангельская, Вологодская, Олонецкая, Новгородская губ.) им молотят также и зерновые. Тамошнюю кичигу делают из березового бревна с кривым суком. Сук длиной 140—190 см служит рукояткой, а само молотило, которым бьют по снопам на току, представляет собою доску длиной 35—45 см, шириной 6—10 см и толщиной 5—7 см.

Иногда семенные коробочки льна срезают ножом или косой; оставшиеся обрывают так называемой драчкой или на рибальнице. Драчка (от глагола «драть») — это несколько соединенных, параллельных друг другу серпов (Псковская губ.) Рибальница представляет собою железные зубья, укрепленные на конце наклонной скамьи. Взяв в руки сноп льна, им проводят по торчащим зубьям рибальницы (Олонецкая губ.).

Остается описать наиболее употребительный и характерный способ молотьбы — цепами. Несмотря на конкуренцию молотилок, это орудие и по сей день встречается у всех восточных славян под разными названиями: цеп (укр. ціп, рус. диалектное цоп), молотило, приуз или приузень (рус.). Цеп состоит из трех основных частей: 1) ручка, 2) било, 3) ремень, связывающий обе части. Ручка цепа — это деревянная палка длиной 150 см и больше. У нее всевозможные местные названия, многие из которых происходят от слова цеп (укр. ціпило, ціпильно(а), ціпина; белорус, цапільна; рус. цепильня(о), цепник, цеповище), другие происходят от глагола «держать» (южрус. держалень, держалка, держало, а также севрус. ратовище — так называют и рукоятку копья или пики, — дубец, кадца, кадочка, кадушка).

Било — это палка из дубового или другого крепкого дерева длиной 75 — 95 см, с небольшим утолщением на конце, иногда изогнутая. Ее названия в большинстве случаев связаны с глаголами «бить» и «тяпать», как укр. бич, белорус, біч, бичук, рус. тя(и) пёц, тя(и)пок, тя(и)пинка, тя(и)пичка, кепец, тяпёнок, било, билень; также рус. батог, валёк, дубец, навязень, кий, киёк. Обычно ручка соединена с билом сыромятным ремнем, иногда ремнем из моржовой кожи, реже из лыка. Этот ремень называется: укр. капиця, белорус, гужык, рус. путо, путце, приуз, гуж, гужина, пришвица.

Такой ремень прикрепляется к ручке разными способами. В зависимости от этого различают три типа восточнославянских цепов. Для наиболее архаического типа характерно то, что ремень просто привязывают к концам ручки и била. При этом ремень, привязанный к билу неподвижно, свободно вращается вокруг ручки; благодаря этому било при каждом ударе описывает круг (рис. 21, № 1). Этот тип цепов характерен для белорусов, хотя мы и не располагаем достаточными данными для того, чтобы установить области распространения различных типов.

У второго типа на конце ручки имеется воронкообразное углубление. Оно направлено внутрь под небольшим углом и кончается узким отверстием сбоку. Через это отверстие пропускают ремень и завязывают его снаружи узлом, так что он не может проскользнуть в воронку. Этот конец ремня свободно вращается в воронке, а второй конец его неподвижно закреплен на конце била (рис. 22, по рисунку Н. Иваницкого; Сольвычегодский уезд Вологодской губ.). На этом рисунке нетипично то, что углубление здесь одинаково узко на всем своем протяжении. Обычно, как говорилось, оно на нижнем конце шире и имеет воронкообразную форму. Следует еще заметить, что конец ремня, выступающий из бокового отверстия, чаще закрепляется не штифтом, а узлом. Такой вид цепов характерен для северных областей, но известен и в Галиции. Можно предполагать, что севернорусское название ручки кадочка, кадушка, связано с этим воронкообразным углублением. Очевидно, В. Мейеру-Любке был известен только этот тип цепа, который он в своей работе «Zur Geschichte der Dreschgarate» 1 (WS, Bd I. Ht. 1, Heidelberg, 1909, c. 235) назвал «русский цеп». Мы думаем, что этому севернорусскому типу предшествовал более древний, сохранившийся до наших дней главным образом у белорусов (см. выше, с. 79, рис. 21).

Для украинцев характерен третий тип: он очень близок к мекленбургскому цепу, который также фигурирует в упомянутой работе Мейера-Любке (рис. 33, с. 234). Здесь к двум сторонам одного из концов ручки прикреплен широкий (до 4 см) ремень, образующий петлю. На конце била также имеется такой ремень. Середина каждого из ремней, концы которых привязаны, образует петлю. Сквозь эти петли пропущен третий ремень, тонкий (так называемый гужина, ушивальник), образующий небольшое кольцо (диаметром приблизительно 5 см) и связывающий ручку и било. Таким образом, получается цепь из трех звеньев: две Капицы на концах и гужина в виде кольца посредине.

Украинцы считают длинную связь характерной для белорусов, которых они называют литвины (т. е. «литовцы»). Било болтается на длинной связи вокруг ручки; поэтому украинцы называют болтливого человека литовський ціп.

Зимой нередко молотят на льду пруда или реки, предварительно убрав оттуда снег, но чаще молотят на току (укр. тік, рус. ладонь, долонь, белорус, такавня, сыробойня), который является частью гумна. Обычно это делают под открытым небом. С земли удаляют траву и разравнивают землю трамбовкой (см. рис. 23, Вологодская губ.). В лесах и болотах Севера ток нередко имеет крышу (крытик) и даже деревянный пол.

1 «К истории орудий молотьбы». — Ред.

При молотьбе снопы расстилают вдоль всего тока в два ряда, колосьями друг к другу. Это называется посад. Работники становятся друг против друга (2—6 мужчин) и в такт ударяют сперва по колосьям одного ряда посада. Продвигаясь постепенно вперед, они доходят от овина до противоположного конца тока. Затем возвращаются к овину и начинают молотьбу колосьев второго ряда, причем один из них бьет по средней части снопов. За ними идет ребенок 9—12 лет и переворачивает снопы, которые еще раз обмолачивают с другого бока. После этого ребенок серпом или топором разрезает перевязи на снопах, и развязанные снопы снова молотят. Теперь надо развернуть снопы внутренней частью наружу. Это делает тот же самый ребенок рукояткой грабель или наиболее сильный из рабочих, который идет несколько впереди и боковым ударом цепа справа налево выталкивает каждый сноп, подставляя его внутреннюю часть остальным молотильщикам.

После этого одни работники ворошат обмолоченную солому граблями, поднимают ее и отбрасывают в сторону, а другие на вилах или на ручке цепа переносят ее с тока в сарай. Оставшиеся колосья сметают на середину тока и дважды снова обмолачивают их ценам и. Этим завершается обмолот посада, и на току расстилают новую партию снопов.

Украинцы посадов не делают. Они кладут на ток два-три снопа, молотят их цепами и затем начинают молотить следующие два- три снопа. Полуобрусевших украинцев Воронежской губ. можно узнать именно по такому способу молотьбы.

Обмолоченное зерно граблями освобождают от мелкой соломы и колосьев и собирают в кучу (так называемый ворох) в таком месте, где особенно сильно и равномерно дует ветер. Здесь зерно веют (кроят), т. е. очищают его от мякины и пыли и отделяют более качественное зерно от плохого. Белорусы веют, сидя на низкой скамье, русские и украинцы работают стоя. Русские поворачиваются к ветру левым боком и широкой лопатой с едва заметным углублением в середине бросают зерно вверх против ветра (под углом 50—70°). Белорусы же садятся на низкий деревянный чурбан или на сухой пень, против ветра, несколько под уголом и небольшой лопаткой с короткой ручкой (рис. 21, № 7) бросают зерно перед собой полукругом. Худшее зерно (охвостье) падает ближе к веяльщику, а хорошее (головка), благодаря тому, что оно тяжелее, оказывается дальше. Охвостье служит кормом для скота, головку пускают на семена. Что же касается зерна среднего качества (середина и хвост), то оно идет в пищу и на продажу. Нередко зерно очищают и сортируют дополнительно на грохоте, т. е. на большом решете, и на изготовленной фабричным способом веялке.

На рис. 21 представлены (по рисункам А. Сержнутовского) белорусские орудия для молотьбы и веяния (Слуцкий и Мозыр- ский уезды Минской губ.): 1) цеп, 2) вилы, 3) так называемые траяны, т. е. трезубые вилы, 4) грабли, 5) так называемый шупель, т. е. лопата для веяния, 6) праник (валек) для обмолота льна и конопли, 7) веялка, т. е. небольшая лопатка для веяния.

Ритуальным блюдом при начале молотьбы (замолотки) считается крутая каша из разных круп: она магически воздействует на хлеба будущего урожая (Романов, Гомельский уезд Могилевской губ.). По народным представлениям, на гумне живет гуменник, дух двора, которого часто отождествляют с овинником (§ 20). Севернорусские Лужского уезда Петербургской губ. 1 октября (Покров пресвятой Богородицы) ставят на току ведро пива и оставляют его там на несколько дней; можно рассматривать это как жертву гуменнику (сообщение Лиль-Адама).

Следует сказать еще о хлебных ямах, т. е. ямах для хранения зерна. Эти примитивные устройства сохранились у белорусов и украинцев с древнейших времен до наших дней. Их преимущества заключаются в том, что им не грозят пожары, так часто случающиеся в деревнях; они дешевы, так как для них не нужно ни дерева, ни железа; они в известной мере застрахованы от воровства и хищений. В России в последние годы гражданской войны хлебные ямы появились даже в таких местах, где о них уже давно позабыли.

Хлебные ямы роют в глинистой почве. Они имеют круглую или грушевидную форму, т. е. узкий вход (34 — 45 см в диаметре), который, по мере того как он углубляется в землю, постепенно становится шире. Глубина ямы равна приблизительно 2,5 и даже
5 м, ее вместимость — 10—15 четвертей зерна. Еще недавно такие ямы служили складом зерна для общины (Мглинский уезд Черниговской губ., сообщение Косич). Внутри яму выжигают соломой и обкладывают берестой. Если яма находится не в глинистой почве, ее обмазывают глиной. Отверстие прикрывают доской и засыпают землей. Иногда над ней делают небольшую деревянную кровлю в форме четырехгранной пирамиды. Нередко такие ямы устраивают на гумне, под крышей: там их прикрывают соломой или снопами. В них же иногда прячут и деньги. Так как в такие ямы совсем нет доступа воздуха, зерно сохраняется в них десятилетиями; нередко внутри случайно находят и едят зерно, забытое в яме их дедами.

У севернорусских нет ни хлебных ям, ни даже воспоминаний о них. Однако у них очень распространены ямы для хранения 6*

овощей, особенно репы (обошные ямы). Такие ямы часто обкладывают внутри бревнами. Зимой их прикрывают липовой корой или досками и забрасывают соломой. Когда солома засыпана снегом, овощи в яме сохраняются даже при самых сильных морозах.

§ 22. Литература. Земледельческие орудия восточных славян рассматриваются в исследовании Д. Зеленина «Русская соха, ее история и виды. Очерк из истории русской земледельческой культуры» (Вятка, 1907, 189, VI с., 23 чертежа). В книге содержатся многочисленные библиографические данные по отдельным районам. В большинстве случаев это сельскохозяйственные и статистические описания различных местностей. Из этой же работы взят ряд рисунков земледельческих орудий, помещенных в настоящей книге. Рисунки белорусских орудий 1а, 2, 8, 12 и 20 заимствованы из статьи А. Сержпутовского «Земледельческие орудия белорусского Полесья. (К этнографии белоруссов-полещуков южной части Слуцкого и северной половины Мозырского уездов Минской губ.)» («Материалы по этнографии России», т. I, изд. Этнографического отдела Русского музея. СПб., 1910, с. 45—59). На рис. 13 также воспроизведена фотография А. К. Сержпутовского, являющаяся собственностью Этнографического отдела Русского музея в Ленинграде. Рис. 11, 14, 15, 21 и 22 взяты из статьи Н. А. Иваницкого «Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность» (ЖС, VIII, 1898, вып. 1, с. 3—74). Рис. 16 и 17 сделаны по зарисовкам Б. А. Куфтина, принадлежащим музею Центральной промышленной области (Москва), а рис. 18а и 186 — но фотографиям Музея Слободской Украины (Харьков). Новая книга М. Я. Феноменова «Современная деревня. Ч. I. Производительные силы деревни» (Л., 1925, 8, 260 с., 5 табл. ил., 97 рис.) описывает севернорусское земледелие Валдайского уезда Новгородской губ.

Много материалов по земледелию у белорусов и связанным с ним обрядам содержится в издании Е. Романова «Белорусский сборник» (вып. 8—9. Вильна, 1912); далее, в старой статье Ю. Ф. Крачковского «Быт западно-русского селянина» (журнал «Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете». М., 1873, октябрь—декабрь, кн. 4, с. 91 — 98); в книге Н. Я. Никифоровского «Очерки простонародного житья-бытья в Витебской Белоруссии и описание предметов обиходности (Этнографические данные)» (Витебск, 1895, с. 433— 465); в старых статьях И. Еремича (Эремича) «Очерки Белорусского Полесья» («Вестник Западной России», Вильна, 1867, т. III, кн. VIII, с. 113—114 и кн. XI, с. 104); и Н. Анимелле «Быт белорусских крестьян» («Этнографический сборник» РГО, вып. II. СПб., 1854, с. 217-222, 234-238 и др.).

Об украинцах см.: Труды этнографическо-стилистической экспедиции в Западно-Русский край, снаряженной Русским Географическим Обществом. Юго-Западный отдел. Материалы и исследования, собранные П. П. Чубинским. Т. І —VII. СПб., 1872—1877; Чернявская С. А. Обряды и песни села Белозерки Херсонской губернии. — Сборник ХИФО. Т. 5, вып. I. Харьков, 1893, с. 82 — 166 и др. Многие факты, приведенные в настоящей книге, заимствованы из рукописей архива РГО в Ленинграде; об этом см.: ОР РГО. Вып. І—III. Пг., 1914—1916. Кроме того, см. работу Д. К. Зеленина «Библиографический указатель...»; passim (см. гл. I, § 6).

О связанных с земледелием обрядах восточных славян см.: Аничков Е. Весенняя обрядовая песня на западе и у славян. Ч. I. От обряда к песне. СПб., 1903, с. 330—360 и др. — Сборник ОРЯС, т. XXIV, № 2; Карский Е. Белоруссы. Т. III, ч. I. Народная поэзия. М., 1916, с. 197 — 205 и др. В обеих последних работах много библиографических сведений, в § 19 цитируются материалы В. Гр. Кравченко (ТОИВ, Т. V. Житомир, 1911, XIV, 80 с.) и статья А. Серж- путовского «О завитках в Белоруссии» (Очерк из жизни крестьян южной полесской части Слуцкого уезда Минской губ.). — ЖС. XVI, 1907, вып. 1, с. 33-38.